НЕКОТОРЫЕ БИОГРАФИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ
«Альберт Эйнштейн стал иконой, и взглянуть на него по-новому нелегко», — пишут П.Картер и Р.Хайфилд. И далее: «Его интеллектуальная проницательность вку¬пе с душевной слепотой привели к тому, что он про¬шел по жизни, оставив за спиной сломанные судьбы своих близких»[2] (выделено мной. — в.5.).
Альберт Эйнштейн (1879—1955) родился в бавар¬ском городе Ульме. Отец — Герман Эйнштейн, занимался торговлей; мать — Полина Кох, дочь богатого штутгарт¬ского хлеботорговца.
Брак будущих родителей Эйнштейна был зарегистри¬рован 8 августа 1876 года в синагоге города Ганштадта, затем молодые переехали в Ульм, где и родился их пер¬венец.

Альберт появился на свет 14 марта 1879 года, вид мла¬денца доставил матери немало беспокойства: голова была такая большая, а череп такой угловатый, что она даже подумала о врожденном уродстве.
Ребенок настолько медленно учился говорить, что мать едва не сочла его умственно отсталым. Многие из тех, кто впоследствии знал Эйнштейна, утверждали-, что у него на всю жизнь сохранились детские черты: инфантиль¬ность, непосредственность и готовность задавать вопро¬сы о том, что другими воспринималось как данность.
Когда мать Эйнштейна спросили, в чем секрет того, что у нее все идет как по маслу, она ответила: «У меня дисцип¬лина». Подобно своей матери, она была лидером и задава¬ла тон в собственном доме. Будучи человеком сильным и властным, Полина не отличалась ни мягкостью, ни терпи¬мостью, и детство Альберта прошло под знаком ее вла¬стной натуры. Следует отметить, что Эдипов комплекс — желание в каждой жене видеть мамочку — сохранился не только у самого Альберта, но и у его старшего сына Ганса Альберта.
Отец и мать (Герман и Полина) хотели воспитать сына одновременно независимым и послушным. Сам же Эйн¬штейн рос одиноким, мечтательным ребенком, он «испы¬тывал трудности при контактах со сверстниками».
У Альберта всегда вызывала раздражение интеллек¬туальная ограниченность его семьи, и в письмах к буду¬щей первой жене, Милеве Марич, он постоянно жаловал¬ся на неинтересный и оглупляющий характер жизни его домашних, но при всех своих минусах родительский дом обеспечивал Эйнштейну материальные удобства, отмеча¬ют его биографы.
В детстве его будущая гениальность внешне никак не проявлялась. Он долго учился говорить, в семилетнем возрасте мог лишь повторять короткие фразы.
Шести лет мальчика начали учить играть на скрипке, и здесь ему не повезло, так как преподаватели музыки «не смогли воодушевить ребенка». То есть, иными словами, не было проявлено ни таланта, ни желания научиться играть, но все же семь лет учебы не прошли даром, и с четырна¬дцати лет он участвовал в домашних концертах. В течение последующей жизни Эйнштейн любил играть на скрипке, так, в 1907—1908 годах он музицировал в составе квинте¬та, куда кроме него входили юрист, математик, переплет¬чик и тюремный надзиратель.
Школьное и гимназическое образование того време¬ни строилось на основе библейского толкования происхо¬ждения мира и жизни на Земле. В начальной школе Эйн¬штейн получил представление о католической религии, а в гимназии изучал иудаизм, преподавание которого преду¬сматривалось для еврейской части учащихся. Его увлека¬ла историческая и художественная ценность Ветхого За¬вета.
Десяти лет Альберт поступил в гимназию, переходил из класса в класс, без блеска справлялся со школьной программой, и, как отмечают его биографы, точность и глубина его ответов ускользали от педагогов, уж больно медлительной была его речь.
Равнодушный к школьным забавам, он не имел близ¬ких друзей и собирался бросить гимназию, получив справ¬ку от психиатра о необходимости полугодового отпуска. Но педагогическое начальство опередило его, предложив за год до окончания покинуть гимназию. Но получение по¬добной справки дало возможность юному Эйнштейну, как психически неполноценному, избавиться от обязательной военной службы.
Попытка поступить в Цюрихский политехнический ин¬ститут, куда можно было сдавать вступительные экзамены даже при отсутствии аттестата о среднем образовании, как это и было у Эйнштейна, окончилась полным прова¬лом — его подвели французский язык, химия и биология, но на помощь пришли родственники и друзья.
Все случилось так, как в анекдоте советского време¬ни: еврея пригласили в КГБ, интересуясь, как ему удается жить не по средствам. Ответ был простой: «Мне помогают родственники и друзья». Тогда ему был задан вопрос: «А вы могли бы купить «Волгу»?» — «Да, — ответил он, — если помогут родственники». Пошел еврей домой и дума¬ет: «А зачем мне эта Волга? На ней столько пристаней и пароходов!»

Возвращаясь к Эйнштейну, отметим, что ректор ин¬ститута Альбин Герцог пообещал на будущий год принять Альберта в институт без экзаменов, для чего необходимо было получить аттестат любой школы. Как пишет Дэнис Брайен («Альберт Эйнштейн»)[4]: «Провал превратился в нечто вроде триумфа». Отметим, что подобное проис¬ходило в течение всей жизни Эйнштейна!
26 октября 1895 года юноша поступил в старший класс технического отделения в кантональной школе го¬родка Аарау, в тридцати километрах от Цюриха, где он жил в доме преподавателя греческого языка и истории Винтелера, жена которого очень хорошо относилась к Эйнштейну, а дочь стала его первой девушкой, будучи на два года старше Альберта.
В октябре 1896 года Эйнштейн поступает в Цюрихский политехнический институт на специальность «физика и ма¬тематика». В период учебы он в полном соответствии с национальными традициями «выводил из себя деспотич¬ных институтских профессоров, потому что расценивал большинство из них как неразумных и невежественных и не стеснялся показывать это»[4].
Позже, по случаю празднования столетнего юбилея Эйнштейна, Д.У.Уилер в докладе «Эйнштейн: что он хо¬тел» говорил[5]: «...Ему удалось поступить в Цюрихский политехникум. Человек, не так давно бывший там рек¬тором, рассказывал мне, что однажды во время своего ректорства он взял с полки зачетные ведомости Эйн¬штейна. Он обнаружил, что Эйнштейн был не самым худшим студентом, но вторым с конца...»
Осенью 1900 г. Эйнштейн сдал выпускные экзамены в Цюрихском политехническом институте (политехникуме) и получил диплом.
Студенческим другом его был Мишель Бессо, и хотя Бессо рассматривался им как ленивый и нетворческий обыватель, Эйнштейн наслаждался его необычайно тон¬ким умом, за работой которого, хоть и беспорядочной, он всегда наблюдал с большим восхищением.
Одним из друзей Эйнштейна в этот период был также Фридрих Адлер (сыгравший значительную роль в даль¬нейшей жизни Альберта) — сын психиатра Виктора Адлеpa, основателя австрийской социал-демократической пар¬тии. Фридриха Адлера Эйнштейн называл самой чистой и наиболее идеалистической душой, какую он когда-либо знал. Этот отзыв имел место, естественно, до того мо¬мента, когда Адлер выступил против теории относительно¬сти в эйнштейновском варианте и была сделана попытка объявить его сумасшедшим.
Но это было значительно позже, а пока среди его зна¬комых «Милева Марич, сербская девушка, эмигрантка из Австро-Венгрии. Это была очень серьезная, молча¬ливая студентка, не блиставшая в студенческой среде ни живостью ума, ни внешностью. Она изучала физику, и с Эйнштейном ее сблизил интерес к трудам великих ученых»[Ъ].
Эйнштейн испытывал потребность в товарище, с кото¬рым он мог бы делиться мыслями о прочитанном. Миле¬ва, по словам любящих Эйнштейна биографов, была пас¬сивным слушателем, но последний вполне удовлетворялся и этим. «В тог период судьба не столкнула его ни с то¬варищем, равным ему по силе ума (в полной мере это¬го не произошло и позже), ни с девушкой, чье обаяние не нуждалось в общей научной платформе».
Отметим, что слово «эмигрантка» здесь совершенно неуместно, так как девушка просто выехала на учебу из своей страны, где не могла получить нужное ей образова¬ние. С таким же успехом можно назвать «эмигрантами» и самого Эйнштейна, и Фридриха Адлера.
Друзья его в один год окончили политехникум (кроме Милевы, получившей диплом в следующем году). Отмет¬ки Эйнштейна (по шестибалльной системе): дипломная работа — 4,5, общий балл — 4,91. В пересчете на пяти¬балльную систему, соответственно, 3,75 и 4,09!
Эти оценки биографы рассматривают как хорошие, однако Эйнштейн не был оставлен при политехникуме, как его друзья. Вспомним, что в политехникум будущий гений смог поступить только со второй попытки, да и «выпуск¬ные» оценки правильнее было бы назвать средними.
Но учеба в политехникуме способствовала как общему развитию, так, видимо, и формированию определенных ка¬честв характера, которые впоследствии позволили ему уловить тенденции развития физики и использовать чужие идеи для развития интересующих его проблем.
Математику в политехникуме преподавали такие вы¬дающиеся исследователи, как Адольф Гурвиц и Герман Минковский, однако их лекции не интересовали Эйнштей¬на, и хотя он мог получить отличное математическое об¬разование, этого не произошло.
В своей дальнейшей работе он пользовался услугами евреев-математиков, не случайно оказывавшихся рядом с ним, как только у него возникали очередные математиче¬ские трудности.
Интересный момент: в формировании образа гения просматривается, как всегда, и русский след, так как сре¬ди его математических помощников были выходцы из Рос¬сии.
В 1901 году Эйнштейн стал гражданином Швейцарии, гражданство давало ему возможность поступить на госу¬дарственную службу, например стать учителем. Но этого сделать не удалось по причине отсутствия способностей.
В марте Эйнштейн приехал в Милан, где жили его ро¬дители, и потратил немало недель в поисках работы асси¬стента при кафедре физики в Вене, Лейпциге, Геттинге-не, Штутгарте, Болонье, Пизе. В этих его неудачах здесь никак нельзя обвинить профессоров политехникума, ко¬торые были не в восторге от своего бывшего студента.
В течение двух лет Эйнштейн не работает. Только два месяца он преподает математику в технической школе, но, разбираясь плохо в этом предмете, преподавать трудно, и будущий гений скоро остается без работы.
И вновь ему не удается найти место учителя, не было ни опыта, ни знаний, да и особого желания заниматься столь «рутинным» делом. Попытки давать частные уроки тоже не дали результатов — подопечные не были в вос¬торге от учителя.
В 1902 году Эйнштейн переселился в Берн и начал ра¬ботать в патентном бюро (техническим экспертом третье¬го класса). Вскоре он вызвал туда Милеву Марич, же¬нитьба на которой откладывалась сначала из-за несогласия его родителей. Свадьбу отпраздновали 6 января 1903 г.; поужинали с появившимися у Эйнштейна бернскими друзьями и отправились из ресторана домой. Уже у порога вы¬яснилось, что он где-то оставил ключ от квартиры.
С приездом Милевы жизнь Эйнштейна вошла в семей¬ную колею, но встречи с друзьями и беседы не прекрати¬лись, «Милева была их внимательным, но молчаливым слушателем»[3].
В Берне, как отмечают весьма благожелательно отно¬сящиеся к нему биографы, Эйнштейн создал теорию бро¬уновского движения, теорию фотонов и специальную тео¬рию относительности, процесс создания которой мелким патентным служащим, не имевшим научных работ в этом направлении, в течение ста лет остается загадкой как для научной общественности, так и для биографов Эйн¬штейна.
Далее Кузнецов делает очень интересное замечание: «Нам неизвестны первоначальные наброски, отрывки, предварительные записи Эйнштейна. Если они существу¬ют, вероятно, там встретятся конструктивные и техно¬логические образы» (выделено мной. — В.Б.). Заме¬тим, это написано в 1980 году!
То есть биографы Эйнштейна пришли к мысли, что, возможно, не было ни черновиков работы, ни предвари¬тельного анализа проблемы, просто внезапное наитие превратило скромного патентоведа в гения всех времен и одного народа.
Отметим, броуновское движение — беспорядочное движение мелких частиц, взвешенных в жидкости или га¬зе, — было открыто в 1827 году Р.Броуном, наблюдавшим в микроскоп поведение взвеси цветочной пыльцы в воде. По поводу броуновского движения в Малой Советской Эн¬циклопедии^] говорится, что природа его долго остава¬лась невыясненной; количественные законы броуновского движения были установлены Эйнштейном и Смолхунов-ским.
Но в многочисленных биографиях Эйнштейна нет све¬дений о том, что докторская (кандидатская по россий¬ским понятиям) диссертация Эйнштейна «Новое опреде¬ление размера молекул», «посвященная броуновскому движению, была признана ошибочной» (см. Собрание сочинений Эйнштейна[7]) — отмечает В.Ф.Журавлев (выделено мной. — В.Б.).
Нигде также не упоминается, что она была защище¬на. Читаем в «Хронологической таблице» Эйнштейна, пред¬ставленной в книге И. Виккера[8], про 1905 год: «Диссер¬тация: «Новое определение размеров молекул» (проф. Альфред Нляйнер, Цюрих). Плодотворный год научного творчества: открытие квантов света (Нобелевская пре¬мия за 1921 год), работа «О броуновском движении», первая работа по специальной теории относительности («К электродинамике движущихся тел»)».
Из этого текста даже нельзя понять, кто написал дис¬сертацию — Эйнштейн или «проф. Альфред Кляйнер из Цюриха»? Это, конечно, шутка, но в действительности Эйн¬штейн писал Милеве Марич после того, как отдал Кляйнеру на суд свою диссертацию: «Если он не одобрит эту ра¬боту, я опубликую и ее, и его отказ и выставлю его ду¬раком...»
Профессор Кляйнер диссертацию не одобрил, но «дураком» не стал, а превратился в просвещенного на¬ставника, всячески поддерживавшего Эйнштейна в его стремлении развивать идеи об относительности движения. «Он совсем не такой дурак, как я думал, и, более то¬го, он славный малый», — написал благодарный Эйн¬штейн в письме к Милеве Марич.
Интересно то, что это был не первый и не последний случай в жизни Эйнштейна, когда, как по команде, науч¬ные противники Эйнштейна становились его консультанта¬ми, помощниками и соавторами.
Столь же тщательно обходит вопрос по поводу оши¬бочной и незащищенной диссертации и сам Эйнштейн: в «Творческой автобиографии», написанной в 1949 году. В ней он делает плавный переход от обзора историческо¬го развития физики к специальной теории относительно¬сти, упомянув Лоренца и Минковского. Правда, в качест¬ве промежуточного момента Эйнштейн говорит о теории броуновского движения и вспоминает Планка.
Но такой важный, казалось бы, момент, как защита докторской (по нашим меркам — кандидатской) диссерта¬ции, должен быть обязательно отмечен, так как при этом получаешь определенный статус в ученом мире, что по¬зволяет в будущем претендовать на профессорскую должность.
Простой забывчивостью Эйнштейна это объяснить нельзя, так как в своей «Творческой биографии» он описы¬вает событие, имевшее место, когда ему было 4 года или 5 лет. А ведь известно, что по причине замедленного умст¬венного развития он тогда с трудом мог выговаривать от¬дельные слова.
В этом возрасте он был очень удивлен поведением стрелки компаса: «Го, что стрелка вела себя так опреде¬ленно, никак не подходило к тому роду явлений, кото¬рые могли найти себе место в моем неосознанном ми¬ре понятий (действие через прикосновение). Я помню еще и сейчас — или мне кажется, что я помню, — что этот случай произвел на меня глубокое и длительное впе¬чатление. За вещами должно быть что-то еще, глубоко скрытое»...
И уже следующей фразой Эйнштейн ставит себя надо всем человечеством, видимо, вспоминая ранее им сказан¬ное (*Я — еврейский святой»): «Человек так не реа¬гирует на то, что он видит с малых лет...» (выделено мной. — в.Б.).
Теперь вспомним, как Эйнштейн устраивался на рабо¬ту после окончания политехникума, когда его не оставили там даже в должности ассистента.
Теперь он обратился к профессору Гурвицу с предло¬жением своих услуг, профессор же сказал, что ни одна из кандидатур его не устраивает, и разделил эту долж¬ность на две, отказав Эйнштейну.
Но прошло всего несколько лет, и в соответствии с принципом, озвученным в «Кавказской пленнице»: «Кто нам мешает, тот нам и поможет», Гурвиц стал другом Эйн¬штейна, а другой профессор политехникума — Минков-ский, лекции по математике которого Эйнштейн не слушал, становится разработчиком геометрического представления теории относительности. Правда, после этого он прожил недолго.

Эйнштейн мог бы с полным основанием сказать про себя; «Ведом неведомой рукой, я в дальний путь пус¬тился...», но эта рука имела название — сионизм.
Интересна и история поступления Эйнштейна в патент¬ное бюро, когда директор этого бюро, выполняя просьбу отца его друга Гроссмана, объявил конкурс на должность, предъявив к претенденту такие требования, которым удов¬летворяла только кандидатура Эйнштейна.
Вспомним, что «единственным утешительным ито¬гом этого 1905 года были его научные достижения»[8]. Эйнштейн занялся капиллярностью, его первая статья была направлена в журнал, впоследствии он откажется от нее, как и от второй своей статьи, считая их чисто ученическими и не имеющими научной ценности.
В письмах этого периода к Милеве Марич Эйнштейн говорит о «нашей статье» и «нашей теории молекулярных сил», но речь здесь идет именно о том годе, когда были написаны две ученические работы.
В 1905 году была опубликована работа «К электроди¬намике движущихся тел», в этом же году Эйнштейн пред¬ставил статью о пропорциональности между энергией и массой тела.
Эйнштейну по-прежнему нравится его положение: во¬семь часов в патентном бюро и затем еще восемь часов «безделья», то есть независимых занятий наукой.
Но в семейной жизни в этот период покой его жены Милевы нарушало то обстоятельство, что научные инте¬ресы Эйнштейна становились все более далекими от нее: «Постепенно ровный характер и рассеянная доброта Эйнштейна начали раздражать Милеву. Росло отчуж¬дение. Впрочем, оно приняло явные и резкие формы позже, когда Эйнштейн уже давно покинул Берн»[Ъ].
Складывается какое-то странное впечатление об этой славянской выпускнице политехникума: Милева не могла понять научные достижения мужа и тем более оценить его «ровный характер и рассеянную доброту». Все это толь¬ко раздражало ее! И особенно стало ее раздражать, «когда Эйнштейн уже давно покинул Берн».
Из Цюриха, где он теперь жил, Эйнштейн осенью 1913 года ездил в Вену. Его семейная жизнь дала трещину: Милева осталась в Цюрихе, и, уезжая в Берлин, Эйнштейн оставил семью окончательно.
В декабре 1913 года Эйнштейн был принят в Прус¬скую академию наук в Берлине «в качестве действительно¬го члена в области физико-математических наук». Реко¬мендации ему подписали: Макс Планк, Герман Нернст, Генрих Рубенс, Эмиль Варбург.
В 1915 году Эйнштейн интенсивно работал, так, что не оставалось времени на переписку. Исключение составил Давид Гильберт — немецкий математик, от которого Эйн¬штейн добивался получения гильбертовских математиче¬ских результатов по теории гравитации. Получив нужную формулу, он сказал, что она выведена им самим «из об¬щих соображений».
В 1919 году Эйнштейн и Милева развелись. Недавно ставшие доступными документы позволяют проследить, как постепенно распадался этот брак и как Эйнштейн об¬манывал Милеву, вступив в тайную связь со своей кузи¬ной, которая впоследствии стала его второй женой.
В том же году Эйнштейн женился на Эльзе — дочери двоюродного брата отца. По материнской линии Альберт и Эльза находились в еще более близком родстве — Эль¬за была его двоюродной сестрой. Еще до официального бракосочетания дочери Эльзы получили фамилию Эйн¬штейн.
В 1921 году Эйнштейн получает давно обещанную ему Нобелевскую премию, денежную часть которой он так же давно обещал отдать Милеве как компенсацию за развод и за то, что он не принимал участия в воспитании детей. «Присуждение этой премии еврею резко подог¬рело профашистские антисемитские настроения в Гер¬мании».
Эйнштейн любил путешествовать, а в 1932 году с но¬вой семьей выезжает в США. Они не предполагали ос¬таться там надолго, но в Германию больше не вернулись, и весной 1933 года Эйнштейны временно поселились в бельгийской приморской деревне.
До этого у Эйнштейнов была встреча с Авраамом Флекснером, получившим в еврейских кругах 5 миллионов долларов для организации в Принстоне (США) научно-исследовательского центра. Эйнштейн принял приглашение поступить туда на работу, а о зарплате Флекснер вел пе¬реговоры с Эльзой, в результате сумма увеличилась до пятнадцати тысяч долларов вместо предварительно запро¬шенных трех.
В октябре все семейство и секретарь Альберта Элен Дюкас отправились в Америку, где долгие годы Эйнштейн работал над созданием единой теории поля. Он сдружился с состоятельным евреем, биохимиком, который впослед¬ствии вспоминал, что глава семьи «уделял мало внима¬ния тому, что вменяется в обязанности заботливого мужа».
В 1934 году в Париже умерла младшая дочь Эльзы — Ильза, ее смерть сломила Эльзу, она постарела до неуз¬наваемости. На похороны она поехала вместе со второй дочерью Марго, в Америку они вернулись с пеплом Иль-зы. Эйнштейн в Париже не появлялся.
Вскоре умерла Эльза, через несколько дней после ее смерти в декабре 1936 года Эйнштейн вернулся к работе и написал Максу Борну: «Я здесь прекрасно устроился, зимую, как медведь в берлоге, и, судя по опыту моей пестрой жизни, такой уклад мне больше всего подхо¬дит. Моя нелюдимость еще усилилась со смертью же¬ны, которая была привязана к человеческому сообще¬ству сильнее, чем я».
Умер Эйнштейн в 1955 году, и одна из энциклопедий заканчивает биографический очерк словами: «...будет не вполне правильным сказать, что он жил и работал в XX веке. Скорее наоборот, XX век останется в истории как век. в котором жил Эйнштейн». Его приятель и врач Януш Плещ высказал предположение, что гений умер от сифилиса.
Из писем Эйнштейна видно, с какой жадностью он впи¬тывал чужие идеи — идеи Больцмана, Планка и Лоренца: «Их труды были подобны восхитительному плоду, который уже созрел и который пора было со-рвать»[2].
«Эйнштейн опять подобрал то, что почти валялось на дороге: взял уже имевшуюся теорию и придал ей новый физический смысл...» (выделено мной. — 6.5.).

В наше время такого человека (при условии отсутст¬вия связи с сионистским движением) назвали бы популя¬ризатором новых физических идей, а никак не гениаль¬ным первооткрывателем чужих научных разработок.
Интересно то, что биографы, пытаясь представить жизнь и деятельность Эйнштейна в самом лучшем виде, иногда проговариваются — так превозносятся его большие способности в изучении иностранных языков. При этом приводится пример, что к началу 50-х годов Эйнштейн «ос¬воил» и английский язык. «Талант этого человека был по¬истине безграничен!» Заметим, что к началу 50-х годов Эйнштейн прожил в США «всего» семнадцать лег!
Забывается также полная неспособность Эйнштейна постичь греческий язык в школе. «Неспособность Аль¬берта овладеть им настолько раздражала и выводила из себя преподавателя, что тот вел занятия в классе так, как будто этого ученика там просто не было»[4].
Биографы отмечают также, что в американский пери¬од жизни Эйнштейн разговаривал со своим итальянским помощником — математиком на языке, который они оба считали английским.

ЭЙНШТЕЙН: ПОДРУГИ, ЖЕНЫ, ДЕТИ
Биографические материалы, приводимые различными авторами, показывают, что характерной чертой Эйнштей¬на было использование близких людей в собственных це¬лях, и как итог — полная неблагодарность.
Характерный тому пример — в 1895 году Эйнштейн поступил в старший класс технического отделения в кан¬тональной школе городка Аарау и поселился в доме у профессора Йоста Винтелера, преподававшего греческий язык и историю (впоследствии сестра Альберта Майя вы¬шла замуж за сына профессора, а лучший друг Альберта Мишель Бессо женился на дочери). Но самое главное, их дочь Мари (на два года старше Альберта) стала его пер¬вой любовью (ее сменила женщина средних лет, «уже бабушка», «необычайно величественная, но в то же время подлинно женственная»).
Винтелер учился в университетах Цюриха и Йены, имел высокий интеллектуальный уровень и мог дать Эйн¬штейну новые стимулы к развитию. Позже, в письме к Ми-леве, Эйнштейн писал, что, «несмотря на все свои краси¬вые слова, Винтелер оставался старым сельским учите¬лем». Когда же роман с Мари практически закончился, «Альберт все еще посылал Мари свое грязное белье, чтобы она стирала его и по почте отправляла обрат-но»[2].
Она же пыталась вернуть своего Альберта, в письмах к нему выражая переполнявшие ее чувства: «Я не могу найти слов просто потому, что их нет в природе, чтобы рассказать тебе, какое блаженство почиет на мне с тех пор, как твоя обожаемая душа избрала себе обителью мою душу...»
Но ей приходилось подолгу ожидать ответных писем, а в одном из писем Эйнштейн написал, что Бог обратил его стопы к одному из ангелов, который, как оказалось, принял облик зрелой женщины...
Роман с Эйнштейном и разрыв с ним травмировали Ма¬ри, а трагедия 1906 года (см. ниже) усугубила ее нервное состояние. Умерла она в 1957 году в лечебнице для ду¬шевнобольных .
В двадцатилетнем возрасте у Эйнштейна начался ро¬ман с Милевой Марич, которая была старше его на четы¬ре года.
Полина, мать Эйнштейна, стала проявлять явную вра¬ждебность по отношению к Милеве, когда поняла, что в отличие от прежних увлечений Альберта его нынешние отношения зашли слишком далеко. Однако ссоры с мате¬рью прекратились, Эйнштейн стал откликаться на малей¬шее ее желание.
В то время, когда Милева старалась пересдать выпу¬скные экзамены, Эйнштейн, вместо того чтобы быть с ней рядом и поддержать в период испытаний, «предпочел провести каникулы с матерью и сестрой», пожелав в очередном письме удачи на экзаменах. Приехав в родной дом и получив безобразное письмо от Полины Эйнштейн, Милева написала: «Как видно, у этой дамы одна цель: испортить как можно больше жизнь не только мне, но и своему сыну... я никогда бы не поверила, что бы¬вают такие бессердечные люди, она же воплощенная злость!»
Хотя Эйнштейн и отказался расстаться с Милевой, ре¬шение избавиться от внебрачной дочери Лизерль могло отражать также его желание смягчить гнев матери.
Кроме того, наличие незаконнорожденного ребенка наносило удар по начинающей развиваться карьере моло¬дого инженера. Законный старший сын, Ганс Альберт, ро¬дился в 1904 году. Есть основания предполагать, отмечают биографы Эйнштейна, что Милева, как и в студенческие годы, продолжала исполнять при Эйнштейне роль научно¬го секретаря. Семьи Эйнштейна и Бессо сдружились.

Имеются данные, что в 1908 году отношения между Эйн¬штейном и Милевой были теплыми.
Уже будучи взрослым, Ганс Альберт писал о своей матери: «Она была типичной славянкой с очень сильны¬ми и устойчивыми отрицательными эмоциями. Она ни¬когда не прощала обид». Видимо, вслед за отцом Ганс Альберт считал, что «славянку» можно было бы оскорб¬лять безнаказанно, не вызывая при этом с ее стороны «отрицательных эмоций».
В 1910 году родился второй сын — Эдуард. Связь Эйнштейна с женой все ослабевала, он вел себя скорее как холостяк, нежели как человек семейный. Отношения между ними ухудшились в 1912 году, когда у Эйнштейна возобновились контакты с кузиной Эльзой.
В одном из писем кузине Эйнштейн с возмущением опровергает мнение Эльзы о том, что Милева им помы¬кает, но ведь это мнение у кузины сложилось в резуль¬тате жалоб Эйнштейна на жену.
Он пишет Эльзе: «Я с полной убежденностью заяв¬ляю Вам, что считаю себя вполне достойным представи¬телем своего пола. Надеюсь, у меня когда-нибудь поя¬вится возможность Вас в этом убедить», что в переводе на современный язык звучит так: «Я готов...»
Явно намекая на то, что он страдает от неудовлетво¬ренной страсти, Эйнштейн пишет Эльзе о невозможности «любить, в полном смысле этого слова — любить» жен¬щину, которую он может видеть только во время своих редких поездок в Берлин.
Видимо, желая ускорить процесс сближения, Эйн¬штейн объявляет Эльзе, что пишет ей в последний раз, на¬зывая Милеву своим крестом, «по-видимому, считая, что он, подобно Христу, идет по пути самопожертвова¬ния »[2]. Но неискренность этих фраз становится очевид¬ной в конце письма, где Эйнштейн просит Эльзу не забы¬вать, что у нее есть кузен, которому она всегда может довериться и «чье сердце для нее всегда открыто», и обе¬щает прислать свой новый адрес.
Здесь речь идет о переезде в Цюрих из Праги, куда его пригласил Марсель Гроссман, возглавивший в политех¬никуме отделение математики и физики.

Эйнштейны возвратились в Цюрих в августе 1912 го¬да. В 1913 году Эйнштейн вместе с Гроссманом публику¬ют совместную статью, в результате которой Эйнштейн преисполнился уважением к математике, а Милеве эта работа напомнила о том, что ее помощь мужу в научных вопросах больше не нужна.
Свободного времени в этот период у Эйнштейна было мало, однако он часто с детьми отправлялся в гости к про¬фессору математики политехникума Адольфу Гурвицу. Дочь Гурвица Лизбет вскоре подружилась с Милевой и от¬мечала в своем дневнике, что Милева часто была молча¬ливой и грустной, ее мучили ревматические боли в ногах, она с трудом ходила.
Однажды Эйнштейны не пришли, а на следующий день Лизбет с матерью навестила Милеву и увидела, что лицо ее сильно распухло, Лизбет полагала, что это следы побо¬ев. «Известно, что в документах о разводе (они хранятся в Иерусалиме и не доступны для ознакомления) имеет¬ся фраза о применении насилия»[2].
14 марта 1913 года, в день рождения Эйнштейна, во¬зобновилась его переписка с Эльзой, в этом же году он с детьми вместе с Милевой посетил ее родителей в Но¬ви-Саде, где дети были крещены в православную веру; в Цюрих супруги вернулись порознь. Оттуда Эйнштейн напи¬сал Эльзе: «...Мы будем обладать друг другом, то есть тем, чего нам так мучительно не хватало, и каждый из нас благодаря другому обретет душевное равновесие и будет с радостью смотреть на мир». Вскоре выехал в Берлин.
Одним из итогов его поездки в Берлин стало обеща¬ние, данное Эльзе, регулярно причесываться, но чистить зубы он категорически отказывался, ссылаясь на «научные данные», мол, свиные щетинки могут просверлить алмаз, и он опасался, что его зубы такого не выдержат. В пись¬мах к Эльзе он именует себя «неисправимым грязну¬лей».
Свою жену в этих же письмах он характеризует как «подозрительную и неприятную». Эйнштейн писал кузи¬не, что, когда он бывает вдвоем с женой, они проводят время в «ледяном молчании», которое кажется ему «еще более ненавистным, чем прежде». Но намерений расстаться с ней у Эйнштейна не было, напротив, он хотел продолжить свой роман с Эльзой, сохраняя видимость бла¬гополучного брака и не нарушая условностей чересчур сильно.
Эйнштейнам предстоял переезд в Берлин, где откры¬вались для главы семьи большие карьерные возможности. Однако Милева тяжело переживала по поводу переезда, ведь там возобновились военные действия между Полиной и ею. Вскоре отношения были прерваны полностью, Эйн¬штейн не возражал и написал Эльзе, что, «когда его мать кого-то ненавидит, то становится по отношению к этому человеку очень коварной».
Супруги переехали из Цюриха в конце марта, но в Германию ехали порознь, так как Эйнштейн собирался за¬ехать в Антверпен, затем в Лейден для встречи с Эренфе-стом и Лоренцем, а Милева поехала лечить детей во вре¬мя каникул в Локарно.
«Как хладнокровно заметил Эйнштейн, у всего есть положительные стороны. Приезд Милевы в Берлин от¬кладывался, и Эйнштейну предоставлялась возмож¬ность свободно проводить время с возлюбленной»[2].
В 1914 году Милева с детьми на летние каникулы уеха¬ла в Цюрих, этот отъезд для Эйнштейнов стал концом се¬мейной жизни, к мужу Милева уже не вернулась, разрыв она перенесла очень тяжело.
« То, что связь Эйнштейна с кузиной так долго оста¬валась тайной, можно приписать как его незаурядному умению заметать следы», так и тому, «что люди, знав¬шие правду, позаботились о том, чтобы скрыть ее на несколько десятков лег»[2] (выделено мной. — В.Б.).
Эльза была на три года старше Эйнштейна, после 12 лет совместной жизни она развелась со своим мужем, торговцем текстилем, от которого родила двух дочерей, Ильзу и Марго. «Ее материнский инстинкт граничил с не¬нормальностью... она управляла дочерьми по своему произволу» (так писал муж Марго Марьянов, кстати, их брак тоже оказался неудачным, так как Марго не могла освободиться от влияния матери). Когда Эльза состарилась, Эйнштейн чаще показывался на людях с Марго (раз¬веденной к этому времени).
В результате второго брака (с Эльзой) Эйнштейн об¬завелся двумя приемными дочерьми, которые взяли его фамилию еще до того, как он удочерил их офици¬ально.
Интересно то, что аналогичная история произошла че¬рез несколько десятков лет с академиком А.Д. Сахаро¬вым: дети его жены Е.Боннэр объявили себя детьми ака¬демика, а когда настоящие дети начали протестовать, им было сказано: «Если вы хотите избежать недоразумений между нами, измените свою фамилию» (Н.Н. Яковлев, «ЦРУ против СССР»)[9].
Эльза так опекала своего мужа, что Чарли Чаплин сказал о ней: «Из этой женщины с квадратной фигурой так и била жизненная сила».
Отношения же Эйнштейна с прекрасным полом вы¬росли в серьезную для Эльзы проблему, у него возникали романы с поклонницами, иногда кратковременные, иногда длительные. Это были богатые женщины, возившие его в своих автомобилях. Например, Тони Мендель, еврейка, вдова (она дарила Эльзе шоколад и всякие лакомства, а Эльза устраивала мужу сцены). Перед совместными ве¬черними выходами фрау Мендель заезжала за профес¬сором в собственной машине, она же оплачивала расхо¬ды, но карманные деньги по-прежнему мужу выдавала Эльза. В роскошной вилле фрау Мендель Эйнштейн часто оставался на ночь, играя на рояле.
Эстелла Канценелленбоген, богатая владелица цве¬точного магазина, возила Эйнштейна по городу в собст¬венном дорогом лимузине.
Блондинка австрийка Маргарет Лебах летом 1931 го¬да каждую неделю приезжала к Эйнштейну на виллу Ка¬пут и угощала Эльзу кондитерскими изделиями собствен¬ной выпечки. Видимо, в знак благодарности Эльза уезжала из дома на весь день, предоставляя Лебах полную свобо¬ду. Ее приезды на виллу тяготили домашних и вызывали их раздражение, но благополучно продолжались.
Крайне неодобрительно Эйнштейн отзывался о вопро¬сах брака, он говорил друзьям, что брак придумал «какой-то боров, лишенный воображения», что брак — это «цивилизованная форма рабства», «брак — это неудач¬ная попытка превратить короткий эпизод в нечто про¬должительное». На заданный ему как-то вопрос, допусти¬мы ли для евреев смешанные браки, он со смехом отве¬тил: «Они опасны, но тогда все браки опасны».
При этом Эльза считала, что гений, подобный ее му¬жу, не может быть безупречным во всех отношениях.
В 1928 году в жизнь Эйнштейна вошла Элен Дюкас, женщина, чья материнская опека со временем заменила ему опеку Эльзы. Она появилась в Берлине, когда Эйн¬штейн четыре месяца пролежал в постели из-за болезни сердца. Эльза по рекомендации Еврейской сиротской ор¬ганизации, где она была президентом, наняла в качестве секретаря эту высокую, стройную молодую женщину с твердым характером и язвительным умом. В доме все к ней относились как к члену семьи, видимо, так на самом деле и было.
Когда Эйнштейн с Эльзой переселились в Америку, профессор Отто Натан оказался одним из первых, кто посетил их и предложил свою помощь при устройстве на новом месте. Натан был экономистом и скоро стал со¬ветчиком и посредником Эйнштейна в его деловых инте¬ресах.
«Свою неколебимую верность и преданность Эйн¬штейну он сохранил и после смерти ученого: на протя¬жении почти полувека он был ближайшим другом и на¬дежнейшим союзником Элен Дюкас»[2].
После смерти Эйнштейн завещал Дюкас не только свои книги и личные вещи, но еще 20 тысяч долларов — на пять тысяч больше, чем младшему больному сыну Эдуар¬ду, и вдвое больше, чем старшему сыну Гансу Альберту. Но главное, он предоставил ей пожизненное право полу¬чать весь доход от публикаций его книг и статей.
Падчерица Марго тоже получила 20 тысяч долларов. Ее восхищение приемным отцом доходило до абсурда, а Эйнштейн как-то сказал: «Слушаешь Марго, и в душе распускаются розы».
Помните, как в басне С. Михалкова:
Лев пьяных не терпел,
Сам в рот не брал хмельного.
Но обожал подхалимаж!
Марго в 1936 году вышла замуж за Дмитрия Марья-нова, но осталась жить в доме матери, она была застен¬чива до такой степени, что это напоминало нарушение психики: когда ее заставали врасплох неожиданные гости Эйнштейна, она пряталась под стол, а тот прикрывал ее скатертью.
Правда, некоторые биографы объясняли такое пове¬дение не крайней застенчивостью, а ее чувствами к отчи¬му: она ревновала его к людям, которые подолгу с ним беседовали, ее деспотическая привязанность к отчиму бы¬ла похожа на отношение ее матери к мужу.
Об отношении же Эйнштейна к жене говорит следую¬щий факт: биограф Рональд Кларк пишет о дружбе суп¬ругов с Леоном Уоттерсом, состоятельным евреем, био¬химиком. Тот позднее вспоминал, что Эйнштейн «уделял мало времени и внимания тому, что считается обязан¬ностями заботливого мужа».
Эльза путешествовала вместе с мужем и грелась в лучах его славы, но ей не хватало «сочувствия и нежно¬сти, в которых она очень нуждалась, и потому она стра¬дала от одиночества». В своем доме Эйнштейн мог про¬водить один столько времени, сколько хотел, спальни их были расположены в разных концах дома, Эльза не име¬ла права переступать порог его кабинета, что ее чрезвы¬чайно обижало, но «Эйнштейн оставался непреклон¬ным: независимость прежде всего» (отмечал его друг Плещ).
Эйнштейн не допускал, чтобы кто-то из членов семьи говорил про него и про себя «мы» и одергивал жену: «Говори о себе или обо мне, но о нас — не смей». Как здесь не вспомнить его письма к Ми леве, в которых он пи¬сал о «нашей» статье, о том, что «мы» сделаем. Или это надо понимать как признание им совместных действий с Милевой?
«Эльза редко называла Эйнштейна Альбертом. Го¬воря о нем, она употребляла слова «мой муж», «мой супруг» или изредка «профессор». Но чаще всего из ее уст звучала его фамилия: «Эйнштейну нужно то-то», «Эйнштейну требуется то-то». Несмотря на эту сущест¬вовавшую между ними дистанцию, он находился в пол¬ной зависимости от Эльзы. Она даже выдавала ему деньги на карманные расходы... Плещ рисует нам портрет ребенка, во всем зависящего от матери».
Эльза со стороны окружающих была объектом по¬стоянной критики, так как ограничивала доступ в дом как посторонних, так и ученых коллег, предпочитая им знаме¬нитостей от политики и искусства, то есть всячески поддер¬живала созданный средствами массовой информации об¬раз Эйнштейна.
«Эйнштейну нравилось внимание общества к его особе, он любил, чтобы его слушали, и резко отзывал¬ся о собственной популярности скорее всего потому, что стыдился своего тайного тщеславия». Его сын Ганс Альберт вспоминал, что во время совместного с отцом путешествия по американской глубинке никто отца не уз¬навал, это огорчало его и нервировало.
Брачные представления Эйнштейна были рождены горьким опытом: сперва это была неудача с Милевой, а теперь — все более лишенные чувств отношения с Эльзой. Альберт и Эльза очень отличались друг от друга. Эльза заботилась о соблюдении приличий; Альберт плевал на всякие условности и приличия. Она была преданной и лю¬бящей женой, в то время как Эйнштейн из-за своих вне¬брачных интересов заработал в кругу тех немногих, кто был посвящен в его дела, репутацию волокиты.
Любовные похождения мужа вызывали у Эльзы та¬кие же приступы ревности, как в свое время у Милевы, за что тот порицал ее. Теперь Эльза днями не разговари¬вала с мужем, ограничиваясь только необходимыми фра¬зами.
Есть сведения, что в течение нескольких лет в двадца¬тых годах у Эйнштейна был роман с одной из первых его секретарш, племянницей его близкого друга доктора Ган¬са Мюзама. Януш Плющ отзывался о своем друге как о человеке «достаточно сексуальном», в полной мере поль¬зующемся своим обаянием.

Горничная Эйнштейнов, служившая у них несколько лет, говорила: «Ему нравились красивые женщины, а они его просто обожали».
Эльза умерла в 1936 году, муж не стал соблюдать положенный семидневный траур и просто распорядился: «Похороните ее».
После смерти Милевы (в августе 1948 года) младший сын Эйнштейна Эдуард с 1950 года жил под опекой докто¬ра Генриха Майли, который поселил его в деревне под Цюрихом у местного пастора, при этом первые недели Эдуард не шел ни на какие контакты с окружающим ми¬ром, проводя время за фортепьяно. Постепенно он начал общаться с сыновьями пастора, стал своим человеком в деревне и начал подрабатывать — писал адреса на конвер¬тах для одной местной фирмы. Но через год опекун пере¬селил его на окраину Цюриха, к вдове юриста, что не спо¬собствовало улучшению психического состояния Эдуар¬да, пастор пытался вернуть его, но получил отказ.
В этот период душевнобольной сын Эйнштейна очень интересовал (не отца!), а друга гения — Карла Зелига, его первая встреча с Эдуардом состоялась в начале 1952 года, Зелиг отметил большие провалы в памяти Эдуарда. Благо¬даря Зелигу, сумевшему стать другом, Эдуард смог многое узнать о своей семье.
Если первые годы Зелиг регулярно сообщал отцу о со¬стоянии сына, а Эйнштейн писал тому письма, то в январе 1954 года Эйнштейн отказался от любых контактов с Эду¬ардом, так объяснив это Зелигу: «Вы, наверное, уже зада¬вались вопросом, почему я прекратил переписку с Тедди. Причиной тому некий внутренний запрет, природу кото¬рого я сам не могу проанализировать. Но он связан с моей уверенностью в том, что, если я снова окажусь в поле его зрения, это пробудит мучительные чувства». Умер Эдуард в 1965 году. По мнению автора одной ста¬тьи, Эдуарда погубила собственная доброта, он был че¬ловеком, «который, увы, любил своих ближних больше, чем себя, и сломался под бременем этой любви».
В том же 1954 году старшему сыну Эйнштейна Гансу Альберту исполнилось пятьдесят лет, он не преодолел разногласий с отцом и виделся с ним редко. Ганс Альберт как-то сказал, что всегда вел абсолютно тихую жизнь и не был без работы ни одного дня. Именно об этой пре¬данности делу с похвалой отзывался Эйнштейн, поздрав¬ляя своего сына с пятидесятилетием.
Письмо кончалось словами: «Оставайся таким же, как был. Не утрачивай чувства юмора, будь добр к лю¬дям, но не обращай внимания на то, что они гово¬рят и делают».
В этом был весь Эйнштейн!
Ганс Альберт пережил своего брата почти на восемь лет. В 1971 году он вышел на пенсию, но продолжал разъ¬езжать по миру с лекциями; получил за свои работы по гидравлике несколько наград, за годы работы добился хо¬роших должностей и уважения коллег. Умер от сердеч¬ного приступа летом 1973 года в США.
Интересны отзывы Эйнштейна о женщинах. Одна из них вспоминает, что он однажды сказал: «Что касается вас, женщин, то ваша способность создавать новое со¬средоточена отнюдь не в мозге». Однажды он взорвал¬ся: «Неужели природа могла создать половину челове¬ческого рода без мозгов! Непостижимо!» Поэтому он считал, что большие достижения женщин в науке невоз¬можны; исключение им делалось для Марии Кюри.
Но не только для нее: «Эмми Нетер родилась в ев¬рейской семье, отличающейся своей любовью к знани¬ям, из-за своего происхождения она не смогла занять в своей стране подобающего ей академического положе¬ния, несмотря на все усилия великого геттингенского математика Гильберта...» («Памяти Эмми Нетер»).
По иронии судьбы, «в период, когда Эйнштейн так презрительно отзывался о реальном и потенциальном вкладе женщин в науку, его собственная научная про¬дуктивность резко упала»[2].

ЭЙНШТЕЙН И МИРОВОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО
Талмуд учит: «Вы, евреи, только люди — остальные же народы не люди; ибо души их берут начало от не¬чистого духа...», «Бог без гнева» относится только к евреям; слова же: «Бог гневен» относятся только к не евреям; евреям разрешено притворяться против греш¬ников, т.е. против неевреев; «Господь Бог дал евреям власть над имуществом и кровью народов мира»; иму¬щество христиан Талмуд считает за «брошенное доб¬ро, равно как морской песок, и кто первый захватит, того он и есть действительной собственностью»^ 6].
Не относится ли последняя часть к современной дей¬ствительности, имеется в виду приватизация в России?
А из «13 великих основных принципов... веры» следу¬ет (см. двенадцатый): Мессия — «царь Израиля из дома Давида и от семени Соломона» — непременно придет, но срок его прихода неизвестен[17].
Место же тому царю на престоле восстановленного Соломонова храма (Иерусалимского храма), «га это мо¬жет произойти и в этом году, и через десять лет, и че¬рез тридцать...».
К этому моменту должны быть подготовлены служи¬тели — коэны, а «каждый коэн, а их среди евреев — около двух или трех процентов, каждый коэн и сего¬дня точно знает, от кого он произошел три тысячи три¬ста лет тому назад!» (р. Элиягу Эссас). И далее: «...фа¬милия Каганович, Коган, Каплан, Кац или Каценельсон может говорить с высокой точностью о том, что дед или прадед по отцовской линии был коэном...» «Крат¬кая еврейская энциклопедия» дополняет этот список: Каганов, Каганский, Каганер, Коганов, Коганер, Коган-зон.
Но... «на престоле восстановленного Соломонова храма и воссядет «презренный», как Бог, выдавая себя за Бога...»[ 18]. И далее — «восстановленный якобы Со¬ломонов храм» будет посвящен «мрачному богу еврей¬ства  Талмуд —  Торы, Шулхан — Аруха, Каббалы и чернокнижия волхвов, магов и чародеев, уготовивших путь Апокалипсическому зверю».
Видимо, достаточно полно отношение Эйнштейна к мировому правительству («Word Government») отражено в книге Йоханнеса Виккерта[8], на основании которой и изложим его.
Мировое правительство стало для Эйнштейна «спаси¬тельным понятием». Это мировое правительство, создан¬ное на законной основе, должно принять на себя ответст¬венность за судьбы всех народов. Его ясно сформули¬рованная конституция должна быть признана всеми национальными правительствами на добровольной ос¬нове.
Мировое правительство должно быть способным улаживать конфликты между народами. А потому оно нуждается в силе, так как даже лучший суд теряет вся¬кое значение, если не обладает возможностью осущест¬вить наказание. Моральный авторитет уже не может быть средством для поддержания мира. Сила, о ко¬торой идет речь, — военная, способная действовать мо¬бильно, быстрым вмешательством предотвращая вступ¬ление в войну какого-либо государства. И ради этого, как полагает Эйнштейн, государства-участники долж¬ны быть готовы заплатить определенную цену: подчи¬нить свои вооруженные силы наднациональному прави¬тельству.
С озабоченностью наблюдал Эйнштейн за работой Организации Объединенных Наций (ООН), которая, каза¬лось бы, должна была отвечать его идее, но на деле не смогла оправдать возложенных на нее надежд: «Она до сих пор ограничена лишь пределами международ¬ного авторитета, хотя, по моему мнению, давно бы следовало выйти за них».
Эйнштейн в достаточной мере реалистичен, чтобы при¬знать, что власть любой международной организа¬ции не может выйти за пределы переданных ей кон¬ституционных полномочий или же тех полномочий, которые уступили ей отдельные участники. Эйнштейн пытается внести те или иные предложения, как сделать ООН более влиятельной, рассуждает о мерах, которые могли бы способствовать созданию мирового прави¬тельства.
«Советские ученые-физики внимательно следили за его мыслью, предостерегали его, говорили, что он вве¬ден в заблуждение, но тем самым как раз выявляли жи¬вой импульс его конкретных политических взглядов».
Письмо Эйнштейна в ООН нашло отклик в Советском Союзе — «Новое время» опубликовало статью «О неко¬торых заблуждениях профессора Эйнштейна», авторами которой были академики СИ. Вавилов, А.Ф. Иоффе, Н.Н. Семенов, А.Н. Фрумкин; в ней, в частности, говори¬лось: «...Лозунг национального сверхгосударства при¬крывает громко звучащей вывеской мировое господ¬ство капиталистических монополий. Ирония судьбы при¬вела Эйнштейна к фантастической поддержке планов и устремлений злейших врагов мира и международного сотрудничества...» (выделено мной. — в.Б.).
«Эйнштейн видел перспективы мирового прави¬тельства в следующем: во-первых, предоставленная мировому правительству возможность распоряжаться всеми вооруженными силами, включая современные виды оружия массового поражения, должна была ис¬ключить в будущем вооруженные межнациональные конфликты как таковые. Во-вторых, мировому прави¬тельству надлежало не только ограничиваться пробле¬мами коллективной безопасности, но и непосредствен¬но воспитывать человека и целые народы. Суть в том, что в наше время государство склонно не только накап¬ливать горы вооружения для своей защиты, но и песто¬вать в своих согражданах постоянное предчувствие вой¬ны, держать их как бы в «в боевой готовности». Страх перед внешней опасностью, перед экспансионистски¬ми целями возможного противника (который еще не¬давно был мирным и добрым соседом) или навязчивая идея превосходства собственной экономической и по¬литической системы, национальная заносчивость — все это желанные попутчики подобного воспитания. Ориен¬тированная на военное превосходство политика нацеле¬на на то, чтобы постепенно овладеть всей полнотой нашей общественной жизни, отравить нашу молодежь задолго до того, как над нами грянет сама катастрофа.
Таким образом, в содержании национальных воо¬руженных сил Эйнштейн видит опасность не только для других народов (гипотетическая возможность нападе¬ния), но и для самой нации, которая создает их для сво¬ей защиты. Эту опасность нельзя недооценивать: там, где вера во всемогущество физической силы стано¬вится главенствующей в политической жизни, сама сила обретает собственную власть и уже давит тех людей, которые хотели ее когда-то использовать в качестве своего оружия» (выделено мной. — 6.Б.).
Как видно из сказанного выше, идея создания миро¬вого правительства и мирового господства имеет тысяче¬летние корни: шИ ты пожрешь все народы, которых Господь, Бог твой, предаст их тебе, и истребит их мощным разрушением».
Безмерна была его ненависть к своей родине — Гер¬мании, он считал, что все ее жители без исключения не¬сут ответственность за уничтожение евреев при Гитлере, что немцы — самый жестокий в мире народ (видимо, он был мало информирован об отношении евреев к арабам и не дожил до периода, когда США стали мировым жан¬дармом).
Как пишут П. Картер и Р. Хайфилд: «В последние годы жизни он окончательно отвернулся от страны, которая во многих отношениях сделала его тем, кем он стал».
Интересно отношение Эйнштейна к американской атомной бомбардировке Хиросимы. В беседе с репорте¬ром Раймондом Свингом он сказал, что атомная война, вероятно, уничтожит только две трети мира и оставит по¬сле себя достаточно выживших интеллектуалов и сохра¬нившихся книг, чтобы восстановить цивилизацию.
Вот это настоящее проявление человеколюбия в наде¬жде, что сам человеколюб и общечеловек остался бы в этой, выжившей, одной третьей части мира!
Может быть, принимая во внимание эти взгляды и пробуждающуюся совесть от присвоения чужих научных достижений, Эйнштейн и распорядился, чтобы после его смерти пепел был развеян по ветру.
В соответствии с завещанием Э. Дюкас и О. Натан пре¬вратились в хранителей его репутации, так как получили право распоряжаться всем, что он написал. В дальнейшем это право должно было перейти к Еврейскому университе¬ту в Иерусалиме.
Права распоряжаться письмами отца не имели даже его дети.
ЭЙНШТЕЙН И СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ
Интересная деталь — издатель книги П. Картера и Р. Хайфилда на русском языке пишет, что к моменту ее сдачи в типографию появились документальные факты со¬трудничества Эйнштейна с советской разведкой (по жен¬ской линии), хотя он и не имел никакого отношения к воен¬ным разработкам: «Генерал-лейтенант НКВД П.А. Су-доплатов в своей книге «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930—1950 годы»[ 19] пишет: «Жена известно¬го скульптора Коненкова, наш проверенный агент, дей¬ствовавшая под руководством Лизы Зарубиной, сбли¬зилась с крупнейшими физиками Оппенгеймером и Эйнштейном в Принстоне. Она сумела очаровать бли¬жайшее окружение Оппенгеймера...»
Это была «Маргарита Ивановна Воронцова-Коненко¬ва, красивая и статная женщина, служившая моделью для работ своего мужа, знаменитого скульптора, в том числе и для одного из лучших его произведений — «Обнажен¬ная фигура в рост» (И. Дамаскин. «Разведчицы и шпион¬ки»)^].
Коненковы жили в США в качестве эмигрантов более двадцати лет и осенью 1945 года вернулись в СССР, где скульптор получил различные звания и награды; он умер в 1971 году в возрасте 97 лет. Маргарита была на 24 года моложе мужа; во время войны она была исполнительным секретарем американского общества помощи России.

В 1945 году Маргарите было 45 лет, Эйнштейну — 66, а Коненкову — 69.
Отметим, что первым мужем Зарубиной (Елизаветы Юльевны Горской) был террорист Блюмкин, застреливший в Москве в 1918 году немецкого посла графа Мирбаха. В 1929 году Лиза Горская сменила фамилию, став женой знаменитого впоследствии разведчика Василия Зарубина (в американский период работы Лизы Зарубиной у нее на связи находилось двадцать два агента).
«Слово «сблизилась» приобрело двусмысленный оттенок летом 1998 года, когда в Нью-Йорке для уча¬стия в аукционе «Сотби» были выставлены письма, ко¬торые великий ученый адресовал в 1945—1946 годах своей возлюбленной Маргарите Коненковой. Эйн¬штейн насмешливо, трогательно и доверчиво повест¬вует в них о событиях повседневной жизни и о своей негасимой любви к Маргарите.
«Только что сам вымыл себе голову, но без особо¬го успеха. У меня нет твоей сноровки и аккуратно¬сти, — пишет он 27 ноября 1945 года. — Но как мне все здесь напоминает о тебе: Альмарово одеяло, словари, та замечательная трубка, которую мы считали пропав¬шей, и все другие мелочи в моей келье. Ну и, конечно, осиротевшее гнездышко...» («Альмарами» — сокра¬щенно от Альберт и Маргарита — они называли общие для них вещи)».
Эйнштейн знал Маргариту по меньшей мере десять лет до того времени, к которому относится сохранившая¬ся переписка. Неизвестно, сколько лет они были любов¬никами, но, очевидно, к моменту разлуки поздним летом 1945 года их отношения оставались самыми страстными.
В 1935 году Коненков получил заказ на бронзовый бюст Эйнштейна, который он и выполнил (бюст находится в Принстоне), но еще раньше Маргарита познакомилась с приемной дочерью Эйнштейна Марго, которая вышла за¬муж за русского журналиста при советском посольстве Дмитрия Марьянова, Марго и Маргарита стали близкими подругами.
При этом Маргарите приходилось постоянно лавиро¬вать между Эйнштейном, Коненковым и контролирующим ее офицером НКВД Пастельняком, которого она по¬знакомила с Эйнштейном в качестве вице-консула Павла Михайлова. Она играла три труднейшие роли одновремен¬но — жены, любовницы и шпионки. Но у Маргариты уже был кое-какой опыт: семейное предание сохранило па¬мять о любовных романах ее с Сергеем Рахманиновым и Борисом Шаляпиным.
Маргарита при первой же встрече произвела на Эйн¬штейна «незабываемое впечатление, оставшееся у него на всю жизнь. Он посвящал ей свои стихи, писал пись¬ма даже тогда, когда Коненковы вернулись в Совет¬ский Союз в 1945 году»[20].
Голливуд заинтересовался этой историей и обещал выпустить к 120-летию Эйнштейна в 1999 году полномет¬ражную шпионскую мелодраму, но до сих пор ничего не слышно о подобном фильме. Видимо, хранители репута¬ции Эйнштейна не позволили открыть для общественности еще одну неприятную (с точки зрения идеализации об¬раза гения всех времен и одного народа) черту.
В книге же П. Судоплатова рассказывается также, что П. Капица в 1946 году обратился к Эйнштейну с предло¬жением приехать в СССР для работы в области физики. Это вызвало переполох в спецслужбах США и в амери¬канском посольстве в Москве. ФБР стало активно разра¬батывать Эйнштейна, считая его связанным какими-то не¬гласными договоренностями с Капицей.
Но, по-видимому, американские спецслужбы яснее представляли себе нулевое значение гения всех времен и одного народа в осуществлении атомных проектов и его роль в развитии науки, чем физик П. Капица. И для Эйн¬штейна эта «разработка» не имела никаких отрицатель¬ных последствий.

ОСНОВНЫЕ ДОПУЩЕНИЯ ТОРЫ ЭЙНШТЕЙНА
«Слово «тора» на иврите означает «учение», «тео¬рия», «концепция». Например, можно сказать «тора Эйнштейна», то есть «теория Эйнштейна». Но если сло¬во не переводится и пишется с заглавной буквы (Тора), то это означает, что речь идет об исходящем от Бога знании»[26].
Исходящие от человека знания содержались в сен¬тябрьской (1905 года) статье Эйнштейна и в части постанов¬ки задачи о теории, удовлетворяющей принципу относи¬тельности, совпадали с работами Лоренца и Пуанка¬ре. «Разница состояла лишь в том, что Лоренц указывает источник такой постановки — одно из ранних выступ¬лений Пуанкаре по этому вопросу, а Эйнштейн дает обоснование принципа относительности без всякой ссылки на первоисточник»[Ъ] (выделено мной. — В.Б.).
Геометрическая иллюстрация (по замечанию ака¬демика РАН В.Ф. Журавлева) теории относительности была дана в работах немецкого математика Минковского (1907 год, доклад «Принцип относительности»), но он ни в одной своей статье не отметил выдающихся результа¬тов Пуанкаре в развитии математического аппарата тео¬рии относительности и не упомянул предложенную им идею четырехмерного представления этой теории. В то же время в ряде вопросов Пуанкаре здесь опередил и Минковского.
Пуанкаре («К динамике электрона») первым вводит мнимую координату времени и толкует преобразование Лоренца как поворот в пространстве четырех измерений. Здесь он также дает свою знаменитую теорему о сложе¬нии скоростей.

Минковский в своей статье «Пространство и время» дважды ссылается на Пуанкаре, один раз как на автора, давшего определенной группе преобразований знамени¬тое название «преобразований Лоренца», а затем упоми¬ная о даваемом Пуанкаре согласовании теории тяготения с постулатом относительности.
Но Минковский писал: «То обстоятельство, что по¬стулат относительности является не искусственной ги¬потезой, но новым пониманием времени, к которому нас вынуждают явления природы, до настоящего вре¬мени в наиболее резкой форме показано Эйнштей¬ном».
Это что, оценка популяризаторской роли Эйнштейна?
Чисто четырехмерный мир называли миром Минков-ского (но никак не Эйнштейна), хотя справедливо было бы говорить о мире Пуанкаре — Минковского. Несколько слов о Минковском: Герман Минковский родился в 1864 году в местечке Алексоты Минской губернии и еще в дет¬стве переехал в Германию, где закончил среднюю школу и университет. Выше уже упоминалось, что он препода¬вал математику в политехникуме, где с этим предметом не желал знакомиться Эйнштейн.
Затем Минковский занимал кафедру в Геттингенском университете, был в большой дружбе с Гильбертом, чем, видимо, и объясняется тот факт, что Гильберт «уступил» Эйнштейну полученные им соотношения. Минковский умер в возрасте 44 лет.
Зоммерфельд в примечании к статье Минковского «Пространство и время» отмечает: «Релятивистская фор¬ма ньютоновского закона, данная Минковским, оказы¬вается для частного, отмеченного в тексте случая исче¬зающего ускорения, частным случаем более общей формы, предложенной Пуанкаре...»
Статья Пуанкаре почти на 3 года опередила работу Минковского. Но эта статья фактически осталась незаме¬ченной, тогда как статьи Эйнштейна и Минковского при¬влекли к себе внимание, первая в 1905—1906 годах, вто¬рая в 1908—1909 годах.
Причина этого любопытного обстоятельства, не имеющего аналогов в современной физике, не может заключаться только в малой известности и распро¬страненности среди физиков знаменитого математиче¬ского журнала, где была напечатана статья Пуанкаре.
Для большинства физиков был непривычен строгий математический язык Пуанкаре; эта работа на первых по¬рах могла показаться рядом до некоторой степени чисто формальных, математических преобразований. Статья Эйнштейна сразу указывала на вытекающую из вновь от¬крытых закономерностей (Лоренцем и Пуанкаре) необ¬ходимость пересмотреть наши основные физические представления о пространстве и времени.
Стиль работы Пуанкаре был строго теоретический, а Эйнштейн начал строить свою статью с рассмотрения мыслимых экспериментов об измерении пространства и времени.
То есть, не ссылаясь на работы Лоренца и Пуанкаре, не упоминая опубликованные в течение десяти лет ре¬зультаты, предшествующие своей статье, молодой патен¬товед выступил как ловкий популяризатор чужих идей, что не давало ему морального права считать и рек¬ламировать себя как создателя теории относительно¬сти.
«Пуанкаре не мог не знать о попытках немецких ав¬торов представить развитие Эйнштейном и Минков-ским пространственно-временного аспекта теории Ло¬ренца как создание новой физической теории. Но, ви¬димо, такие притязания немецкой науки представлялись ему настолько необоснованными, что он не считал нужным делать специальные заявления по этому по¬воду».
Поведение Лоренца выглядело «весьма странным потворствованием развернувшейся тогда кампании, тенденциозно приписывающей одному Эйнштейну результаты коллективного труда нескольких выдаю¬щихся ученых... »[23].
Может быть, это было связано с тем, что Лоренц раз¬решил использовать свое имя для организации частного фонда со сбором пожертвований? «Это мероприятие, не имеющее прецедента, говорит о появлении в околона¬учной среде весьма деловых людей, организаторским действиям которых не сумел противостоять великий ученый».
И еще одна интересная деталь — в 1912 году Лоренц оставил специально созданную для него кафедру теоре¬тической физики, передав ее Паулю Эренфесту (самому близкому Эйнштейну европейскому физику, общение с которым у него продолжалось двадцать лет).
Следует отметить, что во время пребывания во Фран¬ции в 1922 году Эйнштейн не смог выступить во Француз¬ской академии наук. «Здесь для многих имя Эйнштейна было одиозным — он был сторонником свободы, мира, социального прогресса»[Ъ]. Видимо, во Французской академии наук собрались одни националисты и антисеми¬ты и, вообще, будущие фашисты.
Скорее можно предположить, что французским ака¬демикам хорошо была известна роль Лоренца и Пуанкаре в создании теории относительности и роль Эйнштейна и связанных с ним «сторонников свободы» в монополизации этой теории. Вспомним, что в своем выступлении 1911 го¬да в Лондонском университете Пуанкаре по-прежнему связывал происшедший переворот в физике только с именем Лоренца, совсем не упоминая Эйнштейна.
В 1915 году Эйнштейн опубликовал общую теорию относительности. В специальной теории относительно¬сти (1905 г.) по-новому трактуются такие понятия, как пространство, время, масса; не существует абсолютных пространства, времени и массы; они относительны, то есть могут изменяться в зависимости от системы отсчета. Общая теория относительности по существу является тео¬рией тяготения.
В 1826 году Н.И. Лобачевский доказал, что может су¬ществовать иная, неевклидова геометрия, отказывающая¬ся от постулата параллельных линий.
В геометрии Н.И. Лобачевского через точку, взятую вне прямой, можно провести бесчисленное множество прямых, не пересекающихся с данной. Фактически общая теория относительности — это попытка- дать физическое объяснение четырехмерной геометрии.
В работе[3]: «Идея физической реальности неко¬торой новой, нетрадиционной, может быть парадоксальной, может быть неевклидовой, геометрии появи¬лась у Лобачевского, Гаусса и Римана. Но она не стала физической теорией...» (выделено мной. — В.Б.). Специальная теория относительности базируется на следующих основных положениях:
1)        отсутствие в природе эфира;
2)   принцип относительности;
3)   принцип постоянства скорости света;
4)        неизменность интервала, состоящего из трех про¬
странственных координат и произведения времени на ско¬
рость света;
5)        принцип «одновременности», определяющий одно¬
временность происходящего события, по моменту прихо¬
да к наблюдателю светового сигнала.
Первое положение — представление об эфире как о неподвижной среде, которая могла, следовательно, быть избранной в качестве системы отсчета, позволяла та¬ким образом выделить абсолютное движение. Исходя из признания существования эфира, Лоренцем были по¬лучены его преобразования, использованные Эйнштей¬ном в специальной теории относительности с отказом от признания факта существования эфира.
Преобразования Лоренца были удобны как фор¬мальный прием, позволяющий решить проблемы элек¬тродинамики, возникшие в конце XIX века.
Второе — по существу есть обобщение механиче¬ского принципа относительности Галилея (1632 г.) на все явления природы. Галилей, рассматривая механические яв¬ления, происходящие в закрытой каюте корабля, пришел к выводу, что никакими опытами внутри каюты невозмож¬но обнаружить факт покоя или равномерного и прямоли¬нейного движения корабля. Эйнштейн распространил этот вывод на немеханические явления.
Таким образом, принцип относительности утвер¬ждает, что все законы природы (а не только законы механики) одинаковы во всех инерциальных систе¬мах координат (инерциальная система — та, в кото¬рой выполняются законы Ньютона), то есть системах, движущихся прямолинейно и равномерно относительно друг друга; все инерциальные системы равноправны.

Третье положение — скорость света в вакууме одинакова во всех инерциальных системах координат. Это допущение понималось Эйнштейном как постоянство скорости света. Опять же после того, как было введено Пуанкаре.
Отметим, что в механике скорость — одна из основ¬ных характеристик движения материальной точки, а ско¬рость распространения света в вакууме — одна из основ¬ных физических констант: с = 299 792 458 м/с.
Эйнштейн пришел к выводу, что факт движения систе¬мы с некоторой скоростью влияет на ее размеры, ско¬рость течения времени и массу, и заявил, что получил связь между энергией и массой тела. В действительно¬сти же эта связь была получена Пуанкаре (подроб¬нее об этом говорится ниже).
Отсюда возник так называемый парадокс «близне¬цов»: космонавт, который пролетел на корабле год (по часам корабля) со скоростью, близкой к скорости света, возвратившись на Землю, встретит брата-близнеца, по¬старевшего почти на сорок лет.
Третье допущение есть обобщение результатов опы¬та Майкельсона (1881 год), из которого следует, что скорость света одинакова в разных направлениях и не зависит от факта движения Земли.
В основе четвертого и пятого допущения лежит привязка к скорости света.
Общая теория относительности, распространяя специальную теорию относительности на ускоренные движения, для чего нужно было показать, что за счет тя¬готения могут быть отнесены не только динамические эф¬фекты движения, но и оптические явления, делала вывод о наличии у света гравитационной массы.
Эйнштейн отождествлял тяготение с искривлением пространства — времени. Идея гравитационной массы света и соответственного искривления светового луча под действием тяжелого тела в его гравитационном поле да¬вала новую гипотезу о Вселенной.
В основу общей теории относительности Эйн¬штейн положил следующие допущения:
1)        гравитационное поле моделируется искривленным
пространством бесконечно малого объема, и соответст¬
вующее ускорение системы отсчета проявляется в том,
что локально гравитационное поле может быть устранено
преобразованием координат;
2)        уравнения гравитационного и материальных полей
инвариантны (независимы) относительно произвольных
координат;
3)   потенциалы гравитационного поля, представляю¬
щие собой геометрические характеристики пространст¬
ва — времени, удовлетворяют уравнениям Эйнштейна, ко¬
торые на самом деле должны называться уравнениями
Гильберта (были выведены Гильбертом в 1915 году).
Здесь следует отметить, что Эйнштейн в первом со¬общении об уравнениях гравитационного поля сказал, что приведенные соотношения получены им «из общих со¬ображений», не упомянув об авторстве Гильберта.
Гильберт по своей наивности незадолго до этого сооб¬щил результаты математических выкладок Эйнштейну по¬сле настойчивых просьб последнего. Когда же он понял, с кем имеет дело, было уже поздно — уравнения Гильбер¬та, вывод которых представляет серьезное математиче¬ское достижение, стали именоваться уравнениями Эйн¬штейна;
4) скорость распространения гравитационных волн
(гравитации) равна скорости света.
Но если свет обладает гравитационной массой, то есть подвержен действию поля тяготения, то под действием этих сил он должен испытывать ускорение. Чтобы допус¬тить такое ускорение, нужно отказаться от основного по¬стулата специальной теории относительности — постоян¬ства скорости света;
5)  пространство немыслимо без эфира.
Эйнштейн писал (1924 год): *...Мы не можем в тео¬ретической физике обойтись без зфира, т.е. конти¬нуума, наделенного физическими свойствами...»
Таким образом, последнее допущение является опро¬вержением ранее сделанного Эйнштейном допущения (в специальной теории относительности) об отсутствии эфира.

Как говорят в таких случаях в Одессе: «Интересное кино!», когда надо по одной «теории» — эфир не суще¬ствует, а по другой — без него никак нельзя обойтись!
Необходимо отметить, что расхождение между клас¬сической физикой и теорией относительности, касающее¬ся числа и содержания основных постулатов, является весьма принципиальным.
Двойственной была оценка теории относительности при жизни Эйнштейна[3]. С одной стороны, «...началась прямая травля теории относительности, главным обра¬зом в Германии», а с другой — «...вслед за Махом Адлер выступил против теории относительности и в тюрьме написал работу, которая, по его мнению, неопровер¬жимо доказывала ложность взглядов Эйнштейна. Суд назначил экспертизу, которая должна была опреде¬лить, не свидетельствует ли эта работа об умственном расстройстве подсудимого» (выделено мной. — 6.5.). И дальше — «...нападки на Эйнштейна и на теорию от¬носительности стали частью большого заговора против демократии, мира и прогресса».
Это похоже на старую присказку: «Запомни, изме¬няя мне, ты изменяешь всей стране!»
Тем более что по вопросу «травли» теории относи¬тельности в Германии есть и другое мнение: в то время Эйнштейн и Минковский усиленно превозносились немецкой школой физиков в качестве единственных создателей теории относительности.
По поводу же незыблемости физических принципов теории относительности в варианте Эйнштейна можно привести слова Д.Д. Томсона: «Очарование физики в том и состоит, что в ней нет жестких и твердых границ, что каждое открытие не является пределом, а только алле¬ей, ведущей в страну, еще не исследованную, и сколько бы ни существовала наука, всегда будет изобилие нере¬шенных проблем...»
В этом же духе высказывался и Луи де Бройль: «Исто¬рия наук показывает, что прогресс науки постоянно тормозится тираническим влиянием определенных кон¬цепций, которые стали в конце концов рассматриваться как догмы. По этой причине необходимо периодически подвергать весьма глубокому исследованию прин¬ципы, которые в конечном счете стали применяться без обсуждения».
Сам же Эйнштейн считал: «Тому, кто творит, плоды собственной фантазии кажутся настолько необходимы¬ми и естественными, что он сам их считает не об¬разами мышления, но заданными реальностями и хо¬чет, чтобы все так считали».

Принцип относительности
Принцип относительности, введенный Галилеем
для механических систем (а других в то время не было), гласил, что никакими механическими опытами невозмож¬но установить, покоится данная система или движется рав¬номерно и прямолинейно.
Другими словами, если в различных инерциальных (где действуют силы инерции. — В.Б.) системах коорди¬нат мы будем производить одни и те же механические опыты, то эти опыты во всех случаях дадут один и тот же результат.
Галилей заметил, что механика движения, а именно столкновений, полета снарядов и т.д., будет одной и той же как в покоящейся, так и в равномерно движущейся лабораториях.
Пояснить этот принцип можно, приведя пример из книги «Физика для любознательных»[34]: допустим, что один поезд проходит мимо другого с постоянной скоро¬стью, без всяких толчков, причем все окутано таким гус¬тым туманом, что вокруг ничего не видно. Могут ли пасса¬жиры определить, какой из поездов движется? Могут ли им помочь эксперименты по механике? Пассажиры могут наблюдать только относительное движение. Хотя все правила сложения векторов и законы движения выработа¬ны в движущихся «земных» лабораториях, они тем не ме¬нее не обнаруживают никакого влияния этого движения.
Из принципа Галилея следует, что механическими опытами нельзя обнаружить равномерное и прямолиней¬ное движение системы отсчета относительно Солнца и звезд. Но ускоренное движение системы отсчета относи¬тельно Солнца и звезд может сказаться на результатах опытов.
Среди систем координат классической физики особо¬го внимания заслуживают галилеевы системы. Ни одной из них нельзя отдать принципиального предпочтения, хотя с практической точки зрения целесообразно в зависимости от ситуации считать предпочтительной ту или иную систему отсчета.
Так, для пассажира, едущего в поезде, система коор¬динат, связанная с поездом, является более естественной системой отсчета, чем система координат, связанная с железнодорожным полотном. В свою очередь, послед¬няя система является более удобной системой отсчета для наблюдателя, не едущего в поезде.
Принципиальная равноценность различных галилеевых систем находит свое выражение в том, что формулы для перехода из одной системы в другую одинаковы, изменя¬ется только знак относительной скорости.
Так обстоит дело с точки зрения кинематики, но такая же равноценность различных галилеевых систем имеет место и в динамике. В этом и состоит классический прин¬цип относительности.
Специальный принцип относительности распростра¬няет принцип относительности Галилея на все физические явления, а не только на одни лишь механические движения, для которых он был сформулирован. Иначе говоря, для всех систем координат, движущихся прямолинейно и равно¬мерно друг относительно друга, любые физические явле¬ния должны протекать одинаково, и любые физические опыты должны давать одинаковый результат.
Это положение получило название специального принципа относительности, так как относится к специаль¬ному случаю равномерного и прямолинейного движения. Все законы должны выглядеть одинаково как для системы координат, связанной со звездами, так и для любой систе¬мы координат, движущейся относительно звезд прямоли¬нейно и равномерно.
Более общий принцип, охватывающий случаи ускорен¬ного движения систем координат, был назван общим прин¬ципом относительности.
Но при переходе к специальному принципу относи¬тельности классический закон сложения скоростей теперь должен быть заменен правилом Лоренца.
Лоренц постулировал: «В равномерно движущейся системе можно использовать собственный масштаб вре¬мени». Всякая система имеет свое время. Для пересчета времени одной системы на время другой он создал урав¬нения, которые получили название преобразований Ло¬ренца.

Свет и его скорость
Теория относительности отказывается от двух основ¬ных постулатов классической физики — постоянство лине¬ек (линейных размеров тела) и часов и принимает посту¬лат — постоянство скорости света.
Постулат о постоянстве скорости света включает в се¬бя прежде всего предположение о том, что при распро¬странении светового сигнала туда и обратно в пустоте скорость его одна и та же.
Второе утверждение — скорость света не зависит от скорости движения всех приборов относительно звезд.
В статье «Измерение времени» Пуанкаре указывает на трудность, заключающуюся в том, что нельзя измерить скорость, не измеряя времени. Отсюда проблема: для синхронизации часов нужно знать скорость распростране¬ния сигнала, а для определения скорости сигнала нужно иметь синхронно идущие часы, расположенные в разных точках пространства. Выход из этой ситуации нашел Пуан¬каре в принятии условного положения о постоянстве скорости света*
Это условное положение о постоянстве скорости света было принято и в теории относительности в вариан¬те Эйнштейна.
В.Чешев[35] отмечает, что процедура синхронизации часов, основывающаяся на соглашении о постоянстве ско¬рости света, является опорной точкой для специальной теории относительности и всех ее следствий.
Из сказанного следует, что принятие допущения о постоянстве скорости света Эйнштейну не принад¬лежит.
«Однако именно постоянство скорости света нель¬зя непосредственно и полностью проверить на опы¬
те__ Непосредственное определение скорости света возможно только в результате измерения промежут¬ка времени, в течение которого световой сигнал рас¬пространяется туда и обратно. Поэтому все непосред¬ственные определения скорости света основаны на предположении, что световые сигналы в обе стороны распространяются с одинаковой скоростью. Правда, существуют астрономические методы определения скорости света, в которых измеряется только время распространения светового сигнала «оттуда сюда». Та¬ков метод Ремера, в котором используется видимое нарушение периодичности затмений спутников Юпите-ра»[Ъ6].
Но астрономические методы измерений основаны на использовании определенных физических представлений, развивать которые можно только после того, как уста¬новлены способы отсчета расстояний и времени.
Если мы уже сформулировали первый закон Ньюто¬на, то мы могли бы «проверять» постоянство длины линей¬ки, измеряя, проходит ли материальная точка, движущаяся по инерции, путь от одного конца линейки до другого за одно и то же время. Однако еще до того, как сформули¬ровать законы механики, необходимо установить спосо¬бы измерения расстояний, то есть выбрать линейку и предположить ее свойства.
Уже в первые периоды оптических исследований опытным путем были установлены четыре основных зако¬на оптических явлений:
1)       закон прямолинейного распространения света;
2)   закон независимости световых пучков;
3)   закон отражения света от зеркальной поверхности;
4)       закон преломления света на границе двух прозрач¬
ных сред.
Основное свойство света — прямолинейное распро¬странение, видимо, и заставило Ньютона (конец XVII ве¬ка) держаться теории истечения световых частиц, летя¬щих прямолинейно, согласно законам механики (закон инерции).
Во времена Ньютона еще не были сделаны прямые измерения скорости света в разных средах. Впоследствии такие измерения были сделаны. Фуко в 1850 году пока¬зал, что скорость света в плотных средах, например в во¬де, меньше скорости света в воздухе.
Уже в эпоху Ньютона было выполнено определение скорости, с которой свет распространяется в межпланет¬ном пространстве (Ремер, 1676 год): около 300 000 кило¬метров в секунду. Для многих современников Ньютона затруднительным допустить наличие частиц, не¬сущихся с такой скоростью.
Современник Ньютона Гюйгенс выступил с другой теорией света, рассматривая световое возбуждение как упругие импульсы, распространяющиеся в особой сре¬де — эфире, который заполняет все пространство как внутри материальных тел, так и между ними. Огромная скорость распространения света обусловлена свойствами эфира и не предполагает быстрых перемещений частиц эфира.
В течение всего XVIII века корпускулярная теория све¬та (теория истечения) занимала господствующее положе¬ние в науке, однако острая борьба между этой и волновой теорией света не прекращалась. Убежденными противни¬ками теории истечения были Эйлер и Ломоносов; они оба отстаивали и развивали представление о свете как о вол¬нообразных колебаниях эфира.
В начале XIX века складывается последовательно раз¬витая система волновой оптики (Юнг, Френель).
В 1864 году Максвелл сформулировал заключение: свет — электромагнитное явление. Оно было подтвер¬ждено опытами Герца в 1887 году.
Материальная природа света весьма отчетливо прояв¬ляется в явлениях светового давления, установленного на опыте П.Н. Лебедевым. То обстоятельство, что свет (элек¬тромагнитное поле) и вещество представляют собой две различные формы материи, с особенной отчетливостью проявляется в превращениях кванта света в пару элек¬трон — позитрон, и обратно — в образовании светового кванта за счет объединения позитрона и электрона.
Но оставались определенные затруднения, которые были устранены Планком, сформулировавшим теорию квантов в 1900 году.
Эта теория устраняла затруднения в вопросах излуче¬ния света нагретыми телами; она по-новому заявила о про¬блеме взаимодействия света и вещества, понимание кото¬рой невозможно без квантовой интерпретации. Целый ряд оптических явлений, в частности фотоэлектрический эф¬фект и вопросы рассеяния света, выдвинул на первый план корпускулярные особенности света.

«Ознакомление со всем разнообразием опти¬ческих явлений создает впечатление необходимо¬сти приписывать свету, с одной стороны, волновые свойства, а с другой — корпускулярные»[27].
Когда тела движутся медленно по сравнению со ско¬ростью света, мы можем рассматривать скорость света как бесконечную. Это приводит к соотношениям класси¬ческой механики. Последняя оказывается приближенным описанием действительности. Теория относительности пе¬реходит в такую приближенную теорию, когда определен¬ная величина — отношение скорости движущегося тела к скорости света стремится к нулю или, что то же самое, отношение скорости света к скорости тела стремится к бесконечности. Подобное соотношение между двумя теориями — одна переходит в другую, когда некоторый параметр стремится к нулю или бесконечности, — суще¬ствует в математике.
Эйнштейн («Автобиографические заметки») писал: «...Прости меня, Ньютон; ты нашел единственный путь, возможный в твое время для человека величайшей на¬учной творческой способности и силы мысли. Понятия, созданные тобой, и сейчас еще остаются ведущими в нашем физическом мышлении, хотя мы теперь и знаем, что если мы будем стремиться к более глубокому по¬ниманию взаимосвязей, то должны будем заменить эти понятия другими, стоящими дальше от сферы непо¬средственного опыта» (выделено мной. — В.Б.).
Но вернемся к теории относительности: здесь ско¬рость света в вакууме считается абсолютной (мировой) константой и определяет максимально возможную ско¬рость движущегося материального объекта. Именно по¬этому она входит во все формулы преобразований Ло¬ренца и в знаменатель этих формул.
Но сюда входит и понятие массы покоя. Пришлось ли¬шить фотоны этой массы, так как, будучи материальными объектами, они двигаются со скоростью света и, следова¬тельно, при массе покоя, не равной нулю, должны обла¬дать бесконечной массой. Принято считать, что этот тре¬тий постулат теории относительности есть обобщение опы¬та Майкельсона.

Но скорость света зависит от множества факторов, о ней можно сказать только то, что она конечна и не может приобретать нулевых и бесконечных значений. Следова¬тельно, третий постулат специальной теории относитель¬ности не соответствует действительному положению ве¬щей: не существует предельной скорости движения мате¬риального объекта (кроме нулевой и бесконечной). Все выводы теории относительности, основанные на понятии предельной скорости распространения сигнала, должны быть пересмотрены.
И.М. Франк по случаю столетнего юбилея Эйнштейна говорил[5]: «...Невозможно движение частицы со ско¬ростью, большей скорости света в пустоте, однако в среде возможно движение со скоростью, большей фа¬зовой скорости волн. Тем не менее природа не полно¬стью снимает свой запрет...» Одно из приложений к докладу носило название: «Обсуждение особенностей, возникающих при сверхсветовой скорости».
В другом месте доклада Франк опять говорит о скоро¬сти света: «Если теперь, через семьдесят лет... задать вопрос, возможна ли скорость больше скорости света, то ответ обычно бывает таков: невозможна скорость больше скорости света в пустоте, но вполне возможна скорость, превышающая скорость света в преломляю¬щей среде для оптической области частот...»
Здесь имелся в виду Эффект Черенкова — Вавилова, за открытие которого получили свои части Нобелевской премии Франк и Тамм[37]. В 1936—1937 годах Франк со¬вместно с Таммом «вычислил свойства электрона, рав¬номерно движущегося в некоторой среде со скоро¬стью, превышающей скорость света в этой среде» (выделено мной. — В.Б.).
«Абсолютность» теории относительности
Теория относительности в варианте Эйнштейна так внедрена в человеческое сознание еврейскими средст¬вами массовой информации, что для подавляющего числа людей стала сказкой наяву, сказкой вечной и абсолют¬ной.

Пример тому реклама книги «российского физика В.Н. Матвеева», который задается вопросом: «В третье тысячелетие без физической относительности?» Таково на¬звание книги[38]. В ней автор говорит о себе как о челове¬ке, который, в соответствии с самокритичным замечанием, «когда-то лихо писал научные, как они тогда называ¬лись, статьи...».
«Специальная теория относительности давно и по¬стоянно не дает покоя скептикам, выражающим сомне¬ние в ее правильности. Несмотря на то что публикации скептиков не приветствуются истине/держателями всех стран мира, такие публикации просачиваются в печать либо публикуются на страницах крайне малочисленных газет и журналов, лишенных фиговых листков «демо¬кратии».
Все сказанное является абсолютно справедли¬вым, но, к сожалению, не имеющим никакого от¬ношения к рекламируемой книге.
Действительно, «истинодержатели всех стран мира» делают все возможное и невозможное для того, чтобы материалы, критикующие теорию относительности в ва¬рианте Эйнштейна, не могли появиться в демократических средствах массовой информации, крича при этом о «сво¬боде слова».
Но открываем авторскую аннотацию книги: «Очаро¬ванный теорией относительности Эйнштейна, автор книги оспаривает традиционный взгляд на физическую относительность и показывает, что ВСЕ В МАТЕРИАЛЬ¬НОМ МИРЕ АБСОЛЮТНО и ничего относительного в нем нет.
От множества книг, авторы которых, отвергая не¬приемлемые для них выводы специалистов в области теории относительности, покушаются и на важнейшие физические положения самой теории, данная книга от¬личается тем, что специальная теория относительности Эйнштейна рассматривается в ней как верная теория, в мировоззренческом плане свидетельствующая о ве¬щах, прямо противоположных тому, что заявляли фи¬зики и философы уходящего столетия» (выделено мной. — В.В.).

В одном автор прав — эта теория в смысле ее уни¬версальности «прямо противоречит тому, что заявляли физики и философы». Автор вносит «ясность» в этот во¬прос, запутавшись в физических определениях скорости. Он пишет: «... Относительное движение можно считать объективным, реальным и, простите за каламбур, абсо¬лютным. При cooi ветствующем определении скорости можно даже утверждать, что спидометр автомобиля показывает реальную абсолютную скорость движения автомобиля относительно поверхности земли».
Между тем в физике (механике) приняты определения, которые лучше всего рассмотреть на любимом примере эйнштейновских популяризаторов.
Пусть по вагону движущегося поезда идет пассажир. Тогда скорость движения пассажира относительно вагона определяется как относительная, скорость его движения по отношению к неподвижной платформе определяется как абсолютная, а скорость поезда по отношению к плат¬форме определяется как переносная.
Таким образом, движение относительно «движущей¬ся» системы координат принято называть «относитель¬ным», это же движение по отношению к «неподвижной» системе координат — «абсолютным». Движение «движу¬щейся» системы координат относительно «неподвижной» — переносным.
В книге Матвеева масса несуразностей (мягко говоря), так, например, рассматривая движение с постоянной ско¬ростью, автор вводит понятие «мгновенной скорости», что лишено смысла при постоянстве скорости движения.
У В.Н. Матвеева все очень просто — назови относи¬тельную скорость абсолютной, и теория относительности станет теорией абсолютности, как это следует из автор¬ских рассуждений, изложенных на 189 страницах. Тогда можно сразу же сделать вывод:
«Меня успокаивает тот факт, что я не ниспроверга¬тель, скорее наоборот. В свое время я сотворил себе кумира, и этим кумиром был для меня Эйнштейн — че¬ловек, не только создавший целое направление в фи¬зике, но и придавший физической теории сказочный облик. Мчащиеся в космическом пространстве поезда и наблюдатели Эйнштейна завораживают не меньше, чем сказочные персонажи всех времен и народов.
Один (?!) из критиков теории относительности на¬звал ряд положений теории относительности мифами (имеется в виду работа А.А. Денисова «Мифы теории от¬носительности»^?]). В моем понимании эйнштейнов¬ская теория относительности ни из каких мифов не состоит — она сама сказка. Сказка, ставшая былью. Бы¬лью величественной — порой жестокой и даже страш¬ной... Эта быль меня порой восхищает, порой тревожит, и тогда хочется, чтобы этой были не было, чтобы кто-то всесильный наложил на нее вето. Сказка же только вос¬хищает. Хочется, чтобы сказка осталась навсегда и чтобы ее никто и никогда не опроверг.
И я не только не пытался разрушить сказочный мир Эйнштейна, а, напротив, попытался доказать, что этот мир не относителен, а абсолютен» (выделено мной. — В.Б.).
По основной линии В.Н. Матвееа теория относитель¬ности в варианте Эйнштейна не является мифом (миф — сло¬во, сказание, предание). Вспомним определение: «миф — сказание, передающее представление древних народов о происхождении мира, о явлениях природы, о богах и легендарных героях; мифы возникали у всех народов на стадии, когда человек, не обладая развитым производ¬ством и научными познаниями, чувствовал свое бесси¬лие в борьбе с природой и создавал в своем воображе¬нии сверхъестественный мир»[40].
Теория относительности является сказкой. Сказка же — «произведение волшебного, авантюрного или бытового характера с установкой на вымысел»[4\].
Таким образом, будучи ярым защитником теории от¬носительности в варианте Эйнштейна и мечтая, чтобы эта сказка стала абсолютной, «оставалась навсегда и что¬бы ее никто и никогда не опроверг», В.Н. Матвеев, сам того не желая, квалифицирует специальную теорию от¬носительности Эйнштейна как «произведение аван¬тюрного характера с установкой на вымысел», в отличие от мифов, возникших на основе представлений древних народов «о происхождении мира, о явлениях природы».

ТЕОРИЯ И ОПЫТ
Один еврейский (бывший советский) ученый, ныне преподающий математику в каком-то мексиканском го¬роде, сказал: «Зачем эксперимент, когда есть тео¬рия?»
Сам же Эйнштейн говорил: «Именно теория решает, что мы наблюдаем» и настаивал на том, что эксперимен¬том «невозможно проверить все».

Другой ученый (Анри Пуанкаре) так отвечает на во¬прос о соотношении теории и эксперимента: «Научный метод заключается в наблюдении и экспериментирова¬нии... Во всех опытных науках необходимо считаться с ошибками, обусловленными несовершенством наших чувств и наших инструментов...» («Наука и метод»).
Принято считать, и это вменяется в заслугу Эйнштейну как творцу «наиболее общей и красивой» из известных макроскопических моделей мироздания, что общая тео¬рия относительности объясняет ряд немногих известных фактов строения нашей Вселенной. К таким фактам отно¬сятся:
—   искривление луча в гравитационном поле;
—   смещение перигелия Меркурия;
—   гравитационное излучение;
—   замедление времени в гравитационном поле;
—   эффект-Лензе — Тирринга — прецессия гироскопа
на орбите массивного объекта относительно инерциаль-
ной системы на бесконечности.
Рассмотрим эти явления на основе брошюры В.И. Секе-рина «Теория относительности — мистификация века»[45] и статьи — P.Rosh, Was gegen Einstein spricht?[46].
— Искривление луча света в поле тяготения Солнца.
«Первая проверка эйнштейновских предсказаний была осуществлена главным образом благодаря ини¬циативе английского астронома Эддингтона 29 мая 1919 года. Две английские экспедиции были направлены для наблюдения полного солнечного затмения — одна на западное побережье Африки, другая — в северную часть Бразилии. Обе вернулись с рядом фотографий звезд, окружающих Солнце. Результаты изучения полу¬ченных фотографий были объявлены 6 ноября 1919 г. Они провозгласили триумф теории Эйнштейна. Предска¬занное Эйнштейном смещение, которое должно было составлять величину 1.75 дуговой секунды, было полно¬стью подтверждено».
Эта цитата взята В.И. Секериным у Макса Борна («Эйнштейновская теория относительности»), далее он со ссылкой на Л.Брюллиена говорит о том, что в этих изме¬рениях фактически наблюдалось отклонение луча света, проходившего через горячую солнечную атмосферу — корону, «которая хорошо видна во время затмений. Достоверность результатов экспедиций Эллингтона со¬мнительна».
Но именно эти сомнительные экспериментальные дан¬ные в свое время преподносились как великое подтвер¬ждение еще более великой теории Эйнштейна.
Об этом писал в свое время и профессор С.А. Бази-левский (см. публикацию в газете «Дуэль» № 21, май 2000):
«Необходимость искривления световых лучей в по¬ле тяготения Солнца была найдена не Эйнштейном, а Эддингтоном, хотя и на основе его теории. Но это ис¬кривление вытекает и из классических представлений о свете и тяготении... На величину искривления лучей, вы¬численных по любой теории, накладывается ряд дру¬гих взаимодействий, главное из которых — прелом¬ление лучей в солнечной короне. Поэтому численный результат натурных измерений имеет столь большие ста¬тистические погрешности, что не дает возможности оказать предпочтение тем или иным теоретическим предпосылкам» (курсив мой. — В.Б.).
Интересно отметить, как реагировал на эйнштейнов¬ский прогноз об искривлении луча света Вильгельм Вин, лауреат Нобелевской премии 1911 года за открытие закона смещения в тепловом излучении тел — «закон Вина».
В своей юбилейной лекции 11 мая 1914 года «Цели и методы теоретической физики» Вин рассуждал, в частности, о том, подлежит ли энергоносящая масса, подобно обычно¬му телу, обладающему массой, действию гравитационной силы.
Он сказал: «Проходящий вблизи массивного косми¬ческого тела луч света должен бы претерпевать искрив¬ление, так как им переносится энергия. Если это в са¬мом деле так, то скорость света не есть неизменная ве¬личина, но зависит от гравитационного поля и тогда уходит почва из-под ног новой релятивистской теории (имеется в виду общая теория относительности. — В.Б.), так как последняя построена в предположении посто¬янства скорости света».
«Однако этот аргумент не был принят Артуром Эд-дингтоном: спустя пять лет последний утверждал, что он подтвердил общую теорию относительности, произ¬ведя порядка сотни точных измерений, на самом же деле, в силу высказывания Вина, он фактически опро¬верг eel Это еще не все, обман был двойной: проверки показали, что еще сегодня цитируемые в литературе результаты измерений Эддингтона нуждаются в силь¬ной коррекции.
Афера продолжилась дальше, когда было объявле¬но, что недавно получены подтверждения в измерени¬ях около квазаров. При этом неизвестно точно, что из себя представляют квазары, в каких областях про¬странства они существуют и какие там господствуют законы».
Следует отметить также, что еще в начале века по¬добный эффект отклонения луча света смогли объяснить астрофизики Leo Courvoisier и Paul Harzer на основе своей теории космической рефракции.
Другой эффект — причина смещения перигелия (пери¬гелий — точка орбиты планеты, ближайшая к этой плане¬те. — В.Б.) орбит всех планет в поле тяготения Солнца, рас¬крытие которого сам Эйнштейн в 1915 году считал самым убедительным доказательством правильности своей теории, был независимо от него и на три года раньше найден на¬шим академиком А.Н. Крыловым. Конечно, без приме¬нения теории относительности»[47].
Смещение перигелия Меркурия
Принято считать, что смещение перигелия Меркурия составляет 43 угловых секунды за сто лет, что очень точ¬но совпадает с предсказаниями общей теории относитель¬ности. Однако уже в начале 20-х годов астрономы Гросс-манн и Дулитл усомнились, что официальные и «подтверждающие» общую теорию относительности данные о смещении перигелия Меркурия соответствуют действи¬тельности.
Их проверка статистики данных наблюдений показала, что огромное число наблюдений, в особенности тысячи меридиональных наблюдений Меркурия, данные которых не согласуются с предсказаниями общей теории относи¬тельности, просто игнорируются. Истинное значение сме¬щения лежит в пределах 0,29—0,38 секунды в год.
Аналогичные установленные данные о смещении пе¬ригелия Марса и Венеры не согласуются с общей теорией относительности. Видимо, по этой причине произошел в конце двадцатых годов разрыв отношений между Эйнштей¬ном и первоначально преданным ему единомышленником Erwin Finlay Freundlich.
Решение же проблемы предложил Hugo von Seeliger, который показал, что «аномалии» в поведении планет объ¬ясняются влиянием «тормозного эффекта» межзвездной среды, то есть физического вакуума.
Гравитационное излучение
Принято считать, что излучение гравитационных волн движущимися массивными объектами объясняется исклю¬чительно общей теорией относительности.
Однако лауреат Нобелевской лремии 1905 года Фи¬липп Ленард при помощи своих вычислений убедительно обосновал этот эффект в статье «О распространении све¬та в небесном пространстве», не прибегая к релятивист¬ским теориям.
Замедление времени в гравитационном поле
Общая теория относительности предсказывает замед¬ление собственного времени наблюдателя, находящегося в гравитационном поле.
Но большинство цитируемых сторонниками общей теории относительности работ по экспериментальной про¬верке этого факта при помощи атомных часов не удовлетворяют научным критериям. На слабые места этих работ указывали von Theimer (1978 год), Brinkmann (1988 год), Bourbaki (1990 год), Galeczki, Marquart (1997 год)
Эффект Лензе — Терринга
Эффект Лензе — Терринга (прецессия гироскопа на орбите массивного объекта относительно инерциальной системы на бесконечности) считается подтверждением общей теории относительности.
Небольшое пояснение: прецессия — движение оси вращения твердого тела, вращающегося около неподвиж¬ной точки, при котором эта ось описывает круговую кони¬ческую поверхность. Например, волчок, ось которого от¬клонена от вертикали, совершает прецессию под действи¬ем силы тяжести.
Но, как отмечали Стоке, Ленард и Zehnder, эффект Лензе — Терринга хорошо объясняется существованием вокруг космических масс сгущающейся в направлении уси¬ления гравитационного поля эфирной атмосферы, описан¬ной упомянутыми авторами. Эффект Лензе — Терринга может быть хорошо объяснен без привлечения таких мо¬делей, как парадокс часов (близнецов) и искривленного пространства — времени.

КАК БОРОТЬСЯ С ПРОТИВНИКАМИ?
В борьбе с противниками теории относительности в варианте Эйнштейна применяются самые разнообразные методы, которые меняются в зависимости от времени и обстоятельств и могут быть классифицированы так:
а)  прямой подлог и использование чужих научных ре¬
зультатов (последнее — на протяжении всей жизни «ге¬
ния»);
б)  очернение людей, критикующих теорию относи¬
тельности в варианте Эйнштейна;
в)  политическое давление — обвинение в антисеми¬
тизме, написание разного рода политических доносов;
г)  подтасовка научных данных, якобы подтверждаю¬
щих общую теорию относительности;
д) «организационные меры», запрещающие критико¬
вать теорию относительности;
е)  использование любых бранных и оскорбительных
слов в адрес «злопыхателей».
В разных местах данной работы говорится об исполь¬зовании этих приемов, здесь же дано обобщение некото¬рых из них.
В самом зародыше кампании «Эйнштейн» лежал под¬лог и использование чужих научных результатов: есть све¬дения, что основополагающая работа была написана Эйн¬штейном вместе с Милевой Марич. Работа была написана так, будто бы автор до всего «дошел своим умом», не имея при этом ни опыта научной работы, ни способностей к ней. Вся жизнь Эйнштейна свидетельствовала о том, что «гений» не знал математики (в необходимом для такой работы объеме) и пользовался трудом евреев-математи¬ков, в необходимый момент появляющихся для оказания «гуманитарной помощи».
Очернение же противников теории шло самым при¬митивным образом: их обвиняли просто в некомпетент¬ности, в консерватизме, неумении и нежелании понять новое в физике.
На противников теории относительности в варианте Эйнштейна оказывалось политическое давление. В Герма¬нии — это донос в гестапо на человека, имеющего, возможно, еврейские корни в каком-то поколении. В Совет¬ском Союзе — донос в НКВД с просьбой «принять ме¬ры»: известно, что донос Гамова, сбежавшего в США, стоил одному из противников теории — Гессену жизни. В США отказ предоставить биографам Эйнштейна архив¬ные материалы мотивируется одной простой причиной: они могут исказить привычный образ «гения» и «общече-ловека».
На протяжении десятилетий шла подтасовка научных данных, касающихся гипотезы существования эфира («эфир¬ный ветер»), и данных, якобы подтверждающих общую теорию относительности. При этом замалчиваются научные данные, говорящие о том, что без применения общей теории относительности могут быть проведены расчеты, дающие лучшее, чем по теории, согласие с опытными данными.
«Организационные меры» сводятся к тому, что науч¬ные работы авторов, критикующих теорию относительно¬сти, приравниваются к изобретателям «вечного двигателя» и не допускаются в печать.
При отсутствии аргументов используется площадная брань в адрес критиков, взять хотя бы некоторые поло¬жения статьи, опубликованной редактором газеты «Ду¬эль» Юрием Игнатьевичем Мухиным.
Автор статьи пишет: «Гитлер считал Эйнштейна жи¬довским ублюдком, а его теорию — антинаучным бре¬дом. Авторы «Дуэли» продолжают его дело и считают точно так же...» Иными словами — тот, кто выступает против Эйнштейна и критикует его теорию относительно¬сти, — фашист. Почему-то автор не добавил: «И антисе¬мит!»
Далее: «...ведь сейчас-то они занимаются тем же самым — тупо повторяют вслед за вами, что Эйнштейн был не прав. Я даже представляю, как это происходит. Собираются авторы в редакции, затем приходит Мухин с бейсбольной битой и говорит: «Так, сволочи, а ну живо повторяем за мной — Эйнштейн был не прав! Эйнштейн — пархатый ублюдок!»...»
Автор статьи спрашивает: «Зачем обс.ть теорию, которая удовлетворительно описывает элементы окруающей действительности, если нет альтернативы?» —
и вносит конкретное предложение: «...И хоть кто-нибудь подошел бы к делу творчески и об___ л Эйнштейна по су¬
ществу...»
Специалист по теории относительности пишет: «Спе¬циальная теория относительности постулирует, что ско¬рость света — максимально возможная скорость в природе. Ничто не движется быстрее света. Противни¬ки Эйнштейна с этим не согласны? Замечательно. То¬гда пусть назовут хоть одну частицу или разновидность волны, или еще что-нибудь, что двигалось бы быстрее света...
У Эйнштейна есть еще общая теория относительно¬сти, которая тоже никому не нравится. Там он утвер¬ждает, что космические объекты своей гравитацией ис¬кривляют пространство — время. Чем массивнее объ¬ект, тем больше искривление. Эйнштейн и тут не прав? Прекрасно... Есть такой астрономический эффект — гравитационная линза, когда галактики или скопления галактик искажают видимое положение объектов, рас¬положенных за этими галактиками или скоплениями. Возникают любопытные оптические эффекты. Если это не искажение световых лучей гравитационным по¬лем — то что?..»
Автор задает еще один «коварный вопрос»: «Бог, на¬пример, орбита Меркурия... Ну не укладывается Мер¬курий в классическую механику, хоть ты тресни?.. Ре¬лятивистская механика его движение замечательно описывает... Может быть, противникам Эйнштейна не нравится его знаменитая формула Е = mc2l Эта формула ложная?..»
ЗНАЧЕНИЕ ТЕОРИЙ ЭЙНШТЕЙНА
Если обратиться к основным биографам Эйнштейна, создается впечатление, что без работ его ни физика, ни техника, ни повседневная жизнь не могли бы существо¬вать.
В первую очередь не могли бы существовать многие сотни писателей-фантастов, специализирующихся на космических путешествиях. В свое время на одно из фантасти¬ческих произведений, роман Ефремова «Туманность Андро¬меды», была написана очень интересная пародия. Смысл ее заключался в следующем: в будущем было получено уравнение Вселенной, но не были известны его гранич¬ные условия, на поиски которых и были отправлены кос¬мические экспедиции.
Если бы Нобелевская премия присуждалась посмерт¬но, то ее, безусловно, должен был бы получить Эйнштейн «за мировую «раскрутку» весьма частной теории отно¬сительности». Это беспримерный в истории науки под¬виг!
Судя по решению Нобелевского комитета, основной научный вклад был сделан лауреатом в такой раздел фи¬зики, как оптика.
Откроем книгу советского академика Г.С. Ландсбер-га[27]. В разделе, посвященном законам фотоэффекта, он пишет: «Мы не имеем права отождествлять свет и вещество: это два различных вида, две различные формы материи. Корпускулярные свойства фотона не должны заставить нас забыть о том, что для огромного круга явлений... волновые представления оказались в высшей степени плодотворными... отметим, что в явле¬ниях фотоэффекта есть черты, говорящие в пользу классических волновых представлений о свете» (выделено мной. — В.Б.).
Академик РАН В.Ф.Журавлев так отвечает на вопрос о значении работ Эйнштейна: «Известно три подхода к построению теории: 1) теоретико-групповой (Пуанка¬ре); 2) метрологический (Эйнштейн); 3) геометриче¬ский (Минковский). Именно метрологический ока¬зался наименее удачным и сейчас забыт»[54].
«Что касается общей теории относительности, она имеет сомнительный мировоззренческий харак¬тер, поскольку здесь вступает в роль чисто философ¬ская компонента: если вы стоите на позициях вульгар¬ного материализма, то можете утверждать, что мир искривлен. Если вы разделяете позитивизм Пуанкаре, то должны признать, что все это лишь язык. Тогда прав Л. Бриллюен, и современная космология — это мифотворчество. В любом случае шум вокруг релятивиз¬ма — это явление политическое, а не научное» (вы¬делено мной. — В.Б.).
Кстати, Л. Бриллюен называл «общую теорию относи¬тельности» «колоссом на глиняных ногах», имея в виду то, что она основана на «специальной теории относитель¬ности».
Вот высказывание Эйнштейна, про которое можно сказать, что сделано оно на основе собственного опыта: «Тому, кто творит, плоды собственной фантазии ка¬жутся настолько необходимыми и естественными, что он сам их считает не образами мышления, но за¬данными реальностями и хочет, чтобы все так счи¬тали».
Жизнь и деятельность Эйнштейна подтверждают эти слова — хорошо спланированная и организованная сиони¬стскими кругами пропаганда теорий «Эйнштейна» превра¬тила «плоды собственной фантазии» в сочетании с чужи¬ми идеями в заданные реальности.
Эйнштейн также писал: «Her ни одной идеи, в ко¬торой я был бы уверен, что она выдержит испытание временем». В этом Эйнштейн проявил себя достаточно са¬мокритично, в отношении же идей вообще можно ска¬зать, что существует целый ряд основополагающих идей, выдержавших испытание временем, и одной из таких идей является периодический закон великого русского ученого Д.И. Менделеева.
И здесь опять стоит вспомнить о поставленном во вве¬дении вопросе: «В чем же состоит отличие «гения XX ве¬ка» — А. Эйнштейна от Д. Менделеева — ученого?»
Д.И. Менделеев (1834—1907) не только открыл пе¬риодический закон, что явилось революционным со¬бытием в химии и физике, но разработал теорию рас¬творов, вывел общее уравнение состояния газов, открыл существование критической температуры, был пионером в разработке системы метрологии, предложил способ по¬лучения бездымного пороха, разрабатывал проблемы орошения почв, улучшения судоходства на реках, пробле¬мы освоения Арктики, был создателем химического об¬щества. Кроме того, Д.И. Менделеев разработал и научно обосновал рецептуру того напитка, который знаменит теперь во всем мире и называется русской водкой. Но са¬мое известное техническое изобретение — крекинг неф¬ти^], [55].
Университетские лекции Д.И. Менделеева пользова¬лись необыкновенной популярностью, а его научная тре¬бовательность была просто легендарной.
И человек этот работал напряженно и плодотворно всю жизнь!
Читаем ультрадемократическую газету «Мегапо¬лис-Экспресс» (№ 34, 23 августа 2000 года). Статья назы¬вается: «Великий ученый был жуликом?» И имеет подза¬головок: «Американские физики скрывают от человече¬ства главную ошибку Эйнштейна», после чего идет сле¬дующий текст (написанный с обычной демократической легкостью в стиле «Московского комсомольца»,): «Вре¬мена, когда ученые доказывали веру в свою правоту, отправляясь, как Джордано Бруно, на костер, оказы¬вается, не кончились. Недавно болгарский физик Сте¬фан Меринов пообещал редакции «Нейчер», автори¬тетного английского научного журнала, устроить само¬сожжение перед британским посольством в Вене, если не будет опубликована его статья, в которой он крити¬кует теорию Эйнштейна.
Вполне вероятно, что г-н Маринов просто-напросто псих. Однако его неприятие доктрины Эйнштейна сего¬дня разделяют немало ученых. Только не у каждого хватает смелости высказать свои взгляды публично».
Автор статьи со ссылкой на анонимного доктора наук говорит, что теория Эйнштейна превратилась в некую «свя¬щенную корову», которую необходимо защищать всеми силами. «И вот нобелевский лауреат Стивен Хокинг, ка¬лека, прикованный к инвалидному креслу-каталке, на весь мир заявляет, что, когда он слышит о наездах на теорию относительности, его рука сама собой тянется к револьверу».
«Под угрозой револьвера и стирания в порошок от¬душиной для части научных диссидентов стал Интер¬нет. Один из сайтов имеет примечательное название — «Надувательство   в   современной  физике».   Главным объектом нападок в нем стал Эйнштейн, которого не¬редко впрямую именуют «жуликом».
Ученые посмелее и побогаче выпускают за свой счет монографии с откровениями весьма скандального свойст¬ва. Итальянский физик Руджеро Сантилли в книге «Как по¬нимают этику американские последователи Эйнштейна» обвинил двух нобелевских лауреатов — Шелдона Ли Глэшоу и Стивена Вайнберга в том, что они организо¬вали настоящий заговор, дабы сорвать проводимые им в Гарварде исследования, потому что их результаты не вписывались в теорию относительности».
Отметим, что оба упомянутых лауреата являются ев¬реями и получили Нобелевскую премию в 1979 году «за вклад в объединенную теорию слабых и электромагнит¬ных взаимодействий между элементарными частицами, в том числе за предсказание слабых нейтральных токов».
При этом опять возникает вопрос: если ученые демо¬кратической национальности могут так действовать против своих оппонентов, то почему подобные действия против них вызывают хай в прессе, часто мирового масштаба?
Сами же они для популяризации гения всех времен и одного народа используют все средства. Вот, например, как-то по российскому телевизионному каналу прошел американский фильм «Пустячок», где героями являются Эйнштейн, сенатор Маккарти (охотник за красными) и Мэ-рилин Монро (с мужем — знаменитым бейсболистом), популярно объясняющая Эйнштейну и зрителям сущность теории относительности.
Но странное дело: в 1949 году отмечалось семидеся¬тилетие Эйнштейна, и к этой дате вышел сборник «Аль¬берт Эйнштейн как философ и ученый», подготовленный двадцатью пятью авторами. Сам же юбиляр написал всту¬пительный автобиографический очерк, где он бегло упо¬минает специальную теорию относительности, но подроб¬но описывает общую теорию относительности. Спраши¬вается: почему? Может быть, совесть пробуждалась?
После смерти Эйнштейна Элен Дюкас и Марго выпол¬няли его последнее распоряжение: «Не допускайте, что¬бы дом превратился в музей». Обе они дожили до глубо¬кой старости, к ним регулярно ходил в гости Отто Натан.

«Биографы и исследователи творчества Альберта Эйнштейна, желавшие получить дополнительную ин¬формацию о его жизни или воспользоваться тем, что он написал, неизменно обнаруживали, что их попытки на¬талкиваются на неожиданные препятствия. Основные источники информации либо скрывали, либо подверга¬ли цензуре».
Так, при публикации писем Эйнштейна периода разво¬да с Милевой Марич из писем были исключены наиболее резкие высказывания в адрес Милевы. Это было сделано по настоянию Натана, который не хотел, чтобы стало из¬вестно, до какой степени Эйнштейн был зол на Милеву.
Натан не хотел, чтобы выплыли хоть какие-то подроб¬ности о разводе или о том, что отношения с обеими жена¬ми складывались у Эйнштейна не лучшим образом.
Один из авторов книги об Эйнштейне в частной беседе называл хранителей наследия Эйнштейна «рыцарями св. Эйнштейна».
Интересен такой случай: вскоре после смерти Эйн¬штейна Филипп Франк и Джералд Холтон решили организо¬вать симпозиум в память Эйнштейна. И тут они обнаружили большой пробел в истории науки начала века — о влиянии трудов Эйнштейна на ее развитие почти ни¬чего не было написано.
Холтон обратился за помощью к Дюкас и с удивлени¬ем обнаружил, что та пытается скрыть целый ряд сущест¬вующих документов, другие биографы Эйнштейна счита¬ют, что Дюкас спрятала или уничтожила ряд документов.
Библиотекарь и архивист Института высших исследова¬ний Марк Дарби считал: «Ходят слухи, не знаю, правди¬вые или нет, что многие бумаги Эйнштейна просто вы¬кинули на помойку. Причина в том, что Дюкас и Натан совершенно отчетливо не желали, чтобы всплыли хоть какие-то свидетельства того, что Эйнштейн не был пол¬ным совершенством во всех отношениях».
В 1971 году был подписан контракт, в соответствии с которым издательство Принстонского университета с со¬гласия душеприказчиков Эйнштейна собиралось выпус¬тить многотомное собрание документов Эйнштейна. Осу¬ществление проекта столкнулось с множеством трудностей.

Так, допуск к архиву Эйнштейна был связан с необходимо¬стью преодолевать сопротивление Дюкас и Натана, кото¬рым нужен был контроль над публикациями.
Для координации всех работ по изданию был пригла¬шен Джон Стейчел — специалист по теории относительно¬сти, читавший в Бостонском университете курс «Жизнь Эйн¬штейна и его время». Однако трудности были у него в об¬щении не только с Дюкас, но и семьей Ганса Альберта Эйнштейна (с его вдовой Элизабет), у которой, по слухам, хранились письма Эйнштейна к его первой семье.
Элизабет, будучи еврейкой, хотела передать письма в Иерусалимский университет, где должен был разместить¬ся архив, но письма остались в семье, и право ими распо¬ряжаться перешло к внуку Ганса Альберта — Томасу Эйнштейну.
В 1982 году Дюкас умерла, и все права на наследие Эйнштейна были переданы Иерусалимскому университету; в 1987 году умер Натан, однако эйнштейноведы не оплаки¬вали их кончину, по словам одного из них, «все обрадова¬лись».
Только в 1986 году в руки исследователей попали дол¬гожданные документы, а в 1992 году представители Ев¬рейского университета дали издательству Принстонского университета разрешение на публикацию писем Эйнштей¬на к Эльзе.
Но за этими частными проблемами так и не был получен ответ на вопрос: почему в истории науки остался пробел — почти полное отсутствие трудов, в которых бы отмечалось влияние Эйнштейна на раз¬витие физики?
В.Маяковский писал:
Поэзия —
та же добыча радия. В грамм добыча,
в год труды. Изводишь
единого слова ради тысячи тонн
словесной руды.

Такой же «добычей радия» является раскопка правди¬вых и достоверных сведений о жизни Эйнштейна из целых завалов лжи, искажающей его облик (по-другому и быть не может), когда из заурядного клерка патентного бюро сделали выдающегося, почти не имеющего аналогов в ис¬тории науки ученого.
ПОЧЕМУ ЭЙНШТЕЙН СТАЛ АВТОРОМ ТЕОРИИ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ?
На заданный самому себе вопрос: «Почему именно я создал теорию относительности?» — Эйнштейн ответил в национально-ироничном духе: «Нормальный взрослый человек вообще не задумывается над проблемой про¬странства и времени. По его мнению, он уже думал об этой проблеме в детстве. Я же развивался интеллекту¬ально так медленно, что пространство и время занима¬ли мои мысли, когда я стал уже взрослым. Естественно, я мог глубже проникать в проблему, чем ребенок с нормальными наклонностями».
Ответ станет ясным, если рассмотреть обществен¬но-политическую обстановку того времени.
А это конец XIX века, в 1897 году состоялся первый сионистский конгресс. Движению, вышедшему из подполья, нужно было знамя. В свое время роль знамени подчерки¬вал известный финский писатель М. Ларни, который счи¬тал, что знаменем может быть и женская юбка; и чем выше это знамя, тем больше народу под ним собирается.
Здесь же надо было создать образ — образ гения всех времен и только одного народа, образ, чей авторитет был бы на уровне Моисея, который вывел еврейский народ из Египта, на уровне Авраама — родоначальника евреев (кстати, основоположник легального сионизма — Теодор Герцль в «еврейской сотне» занимает даже не призовое, а только восьмое место).
И такой человек был найден. Все остальное было де¬лом денег и техники.
Деньги были, техника тоже.

«Имя его (Эйнштейна) превозносилось массами, за¬частую не имевшими никакого представления о физике, и в особенности, конечно, евреями. Эта национальная подоплека хорошо чувствовалась, вызывала законное отторжение... »[56].
Следует остановиться на отдельных, видимых, созда¬телях карьеры и построения авторитета Эйнштейна.
Место в Бернском патентном бюро в 1902 году Эйн¬штейн получил благодаря отцу своего друга Марселя Гроссмана, у которого, в свою очередь, был друг Фридрих Галлер — директор этого бюро. В 1904 году в патентное бюро поступил и еще один друг Эйнштейна — М.Бессо.
В 1909 году в Цюрихском университете открылась профессорская вакансия по курсу теоретической физики, на которую претендовали Фридрих Адлер, учившийся с Эйнштейном в политехникуме (написавший впоследствии критическую работу по эйнштейновской теории относи¬тельности), и Эйнштейн.
И хотя Фридрих Адлер пользовался авторитетом, он отказался от должности в пользу «благодарного» Эйн¬штейна, который писал, что Адлер — человек неуравно¬вешенный, интеллектуально бесплодный, упрямый меч¬татель, чья склонность к самопожертвованию замешена на мазохизме, а готовность стать мучеником граничит со стремлением к самоубийству.
Аналогичная история имела место в 1910 году, когда Эйнштейн претендовал на должность профессора Праж¬ского университета. Здесь тоже сначала первым кандида¬том был профессор физики из Технологического институ¬та в Брно — Густав Яуманн, который снял свою кандида¬туру в пользу Эйнштейна.
Осенью 1922 года Эйнштейн был избран в Российскую академию наук по представлению А.Ф. Иоффе, П.П. Ла¬зарева и В.А. Стеклова и в 1926 году получил диплом, подписанный президентом академии А.П. Карпинским. Отметим, того самого Иоффе, который своими глазами видел статью, подписанную совместно Эйнштейном и Ми-левой Марич.
В 1930 году в США у миллиардеров брата и сестры Бромбергера  и  Фульд с  подачи Флекснера  возникла мысль о создании Института высших исследований в Прин-стоне, куда в 1933 году был приглашен Эйнштейн. Созда¬тели института ставили целью освободить приглашенных ученых от каких-либо педагогических, административных обязанностей и материальных забот. Там без забот и без научных результатов проработал Эйнштейн до 1955 года, до самой смерти.
Он поселился в одном из коттеджей Принстона вме¬сте с женой Эльзой, двумя падчерицами и секретаршей (старым другом семьи, а скорее, его личным, мягко го¬воря, другом) Элен Дюкас. Вместе с ними жил и моло¬дой математик Вальтер Майер, приехавший в Америку в качестве ассистента Эйнштейна.
В Принстоне Эйнштейн руководил группой ученых, со¬стоящей в основном из его ассистентов в разные перио¬ды жизни.
Помощники, консультанты, соавторы
О самом первом соавторе Эйнштейна — Милеве Ма-рич уже говорилось выше.
Как раньше отмечалось, математику в политехникуме преподавали видные ученые того времени А. Гурвиц и Г. Минковский (давший геометрическую иллюстрацию теории относительности).
Но если Эйнштейна не интересовала математика, то его приятеля М. Гроссмана она интересовала, и Эйнштейн впоследствии привлек его к разработке математического аппарата общей теории относительности.
В 1905 году была опубликована работа «К электроди¬намике движущихся тел», которая заканчивалась слова¬ми: «В заключение отмечу, что мой друг и коллега М. Бессо явился верным помощником при разработке изложенных здесь проблем и что я обязан ему рядом ценных указаний».
В 1907 году в Берне у Эйнштейна появился друг — Я. Ла-уб, присланный известным ученым В. Вином для обсуж¬дения проблем теоретической физики. Беседы с Лаубом привели к появлению трех совместных статей. Весьма плодотворными оказались эти «беседы».

В этом же году Эйнштейн пытается проникнуть в ака¬демические круги, предлагая свои услуги в качестве при¬ват-доцента (лектора без постоянной зарплаты) универ¬ситету Берна, но не был принят на работу, так как статью по теории относительности посчитали «невразумитель¬ной», и он не смог удовлетворить обязательному требо¬ванию, предъявляемому к приват-доценту — представить факультетскому начальству рукопись еще не опублико¬ванной статьи.
Но здесь опять ему на помощь пришел тот, кто рань¬ше мешал: бывший научный руководитель по несостояв¬шейся диссертации профессор Кляйнер похлопотал перед Бернским университетом, и в 1908 году Эйнштейн полу¬чил свою первую академическую должность — он читал вечерние лекции студентам, на которые приходили от од¬ного до трех человек.
«В 1908 году его бывший учитель Герман Минков-ский облек теорию относительности в более совер¬шенную математическую форму», а Гроссману, чьими конспектами Эйнштейн пользовался в студенческие годы, заявил: «Гроссман, ты должен мне помочь, иначе я сой¬ду с ума». «И Гроссман, как проводник с мачете в ру¬ках, стал прокладывать Эйнштейну путь через джунгли неевклидовой геометрии»[2].
В этом году Минковский выступает с докладом «Про¬странство и время» на 80-м собрании немецких естество¬испытателей и врачей в Кельне. Здесь Минковский гово¬рит о том, что Лоренц ввел понятие «местного времени» и «воспользовался физическим содержанием этого по¬нятия для лучшего понимания гипотезы сокращения тел». При этом Минковский не упоминает имени Пуанка¬ре. Зоммерфельд же в комментариях к опубликованному докладу отмечает, что Пуанкаре в своих работах рассмат¬ривал более общий случай, нежели Минковский.
В 1909—1911 годах М. Гроссман разрабатывал про¬блемы неевклидовой геометрии для Эйнштейна и «вводил его в круг математических приемов, пригодных для ре¬шения новой физической задачи».
В том же, 1911 году Эйнштейн близко познакомился с Марией Кюри, Пуанкаре, Ланжевеном, Планком, Нернстом, Резерфордом и Лоренцем. Встречался Эйнштейн и с Фридрихом Адлером, с которым жил в одном доме.
Но эта история с уступкой места тоже не так проста, как и вся жизнь и деятельность Эйнштейна: Адлер посчитал, что профессор Кляйнер (бывший «дурак», а потом лучший друг и наставник) сделал все, чтобы должность досталась Эйнштейну, которого Кляйнер рекомендовал как ведуще¬го физика-теоретика.
Вот как аукнулся Кляйнеру отказ поддержать диссер¬тацию Эйнштейна — в течение ряда лет он был вынужден помогать научно и организационно создавать из послед¬него гения всех времен и одного народа.
«Какими бы мотивами ни руководствовался Адлер, Эйнштейн получил должность, несмотря на антисеми¬тизм, столь распространенный в Европе в начале ве-ка»[2].
Видимо, этот самый «антисемитизм» и привел к тому, что в том же 1909 году Женевский университет в честь своего 350-летия присвоил звание почетного доктора Эйн¬штейну. Таким образом, вопрос о необходимости защи¬щать докторскую (по нашим стандартам — кандидатскую) диссертацию отпал сам собой, что и требовалось дока¬зать. Эту церемонию доктор чуть было не пропустил, так как приглашение было написано по-латыни, а этот язык бу¬дущий гений так и не смог освоить.
Так закончилась инженерная служба Эйнштейна в па¬тентном бюро и началась его научная карьера. Но такое начало способствовало тому, что он получил уверенность «в собственной великой миссии», в результате его гор¬дость стала граничить с высокомерием.
Немного сведений о Фридрихе Адлере, сыгравшем значительную роль в дальнейшей жизни Альберта Эйн¬штейна: он был сыном известного психиатра Виктора Ад¬лера (подробнее о Викторе Адлере будет сказано ниже).
О Фридрихе Адлере «Малая советская энциклопедия» пишет как об одном из «реформистских руководителей австрийской социал-демократии», «реакционные фило¬софские взгляды» которого были подвергнуты критике Лениным в работе «Материализм и эмпириокритицизм».

Фридрих Адлер был- признан виновным в политиче¬ском убийстве и приговорен к смертной казни (затем этот приговор заменили пожизненным заключением), а через два года он был освобожден из тюрьмы и вскоре стал де¬путатом австрийского Национального собрания. Во время тюремного заключения Адлера Эйнштейн «похвалил» сво¬его «друга», сказав, что тот нашел себе в тюрьме заня¬тие, изучая теорию относительности.
Следствием такого изучения и стала критическая ста¬тья Фридриха Адлера, за которую сионистские друзья Эйнштейна пытались представить Адлера сумасшедшим.
В Праге некоторые понятия геометрии, которые мог¬ли помочь Эйнштейну при обобщении теории относитель¬ности, преподал ему Г. Пик, он же натолкнул его на труды Г. Риччи и Т. Леви-Чивиты, обогатившие математический арсенал Эйнштейна.
Но самым близким из европейских физиков был Па¬уль Эренфест, его Эйнштейн считал блистательным физи¬ком, общение с которым продолжалось больше двадцати лет. «Мы познакомились 25 лет тому назад. Он посетил меня в Праге, куда приехал прямо из России; как ев¬рей, он был лишен там возможности преподавать в высших учебных заведениях...» («Памяти Пауля Эрен-феста»).
В 1918 году Г. Вейль предложил геометризировать на¬ряду с теорией тяготения и теорию электромагнитного по¬ля, но впоследствии отказался от развития своей схемы, а Эйнштейн продолжал подобные попытки. Вейль вспоминал споры с ним и «сближал позднейшие построения Эйн¬штейна со своими первоначальными концепциями»[3].
В 1936—1938 годах ассистентом Эйнштейна был Л. Ин-фельд, тот самый польско-русский еврей, доцент Львов¬ского университета, который просил в свое время реко¬мендацию у Эйнштейна. Совместная работа с Инфельдом была посвящена проблеме уравнений движения. В 1938 го¬ду вышла их книга «Эволюция физики», которую Эйнштейн даже не раскрывал, а в процессе подготовки к изданию не взглянул на корректуру.
Интересна история появления этой книги.

В 1937 году Инфельду, получившему стипендию в Прин-стоне на один год, было отказано в ее продлении, и ему пришла в голову мысль выпустить (совместно с Эйнштей¬ном) книгу, на которую можно было получить аванс и прожить еще один год в Принстоне. Как отмечается в[3], эта книга для прочтения не требовала специальных знаний, но предъявляла «очень высокие требования к интелли¬гентности, способности к абстрактному мышлению, последовательности».
По мнению авторов, она не должна была создавать представления о принципиальном отличии науки от здра¬вого смысла. Отметим, того самого здравого смысла, который позволяет объяснить космические явления, кото¬рые, как считалось, подтверждают общую теорию отно¬сительности, без использования этой теории.
Но не всегда процесс создания научной работы с со¬автором протекал без сучка и задоринки.
Так, «один из его помощников, Яков Граммер, рос¬сийский еврей с гротескно деформированным обли¬ком, работал с Эйнштейном в течение нескольких лет и надеялся в конечном счете стать преподавателем»[4], Граммер обвинил Эйнштейна в том, что последний не вы¬полнил обещания, поссорился с ним, уехал в Минск и впо¬следствии был избран в Белорусскую академию наук.
В 1944—1948 годах ассистентом Эйнштейна был Э. Штраус.
В Принстоне одним из создателей математических приемов, применяемых Эйнштейном в общей теории от¬носительности, был, как пишут биографы, итальянский математик Т. Леви-Чивита (довольно странная для итальян¬ца фамилия, не правда ли?).
К тридцатым годам закончилось формирование куль¬та личности гения всех времен и одного народа. Фактиче¬ски к этому моменту завершился грандиозный сионистский проект под кодовым названием «Эйнштейн», аналогом ко¬торому в русской литературе является Козьма Прутков. Но в отличие от Козьмы Пруткова от осуществления про¬екта «Эйнштейн» было больше вреда, чем пользы.
В разное время соавторами гения были: В. Баргман, П. Бергман, В. де Гааз, Б. Гоффман, Я. Громмер, М. Гроссман, Л. Инфельд, И. Лауб, В. Майер, Г. Мюзам, В. Пау¬ли, Б. Подольский, В. Ритц, Н. Розен, де Ситтер, Э. Страус, Р. Толмен, А.Д. Фоккер, Л. Хопф, О. Штерн, П. Эрен-фест.
Это, не считая разного рода помощников и консультан¬тов. Вот вам и научное одиночество гениального ученого!
Отметим, что после переезда в Принстон у самого Эйнштейна появилась возможность за хорошие деньги за¬ниматься любой наукообразной проблемой с одним ус¬ловием — не позорить нацию!
Помните: в советское время грузин купил «Запоро¬жец», поставил под окном, а наутро его не обнаружил. Он купил новый, история повторилась. Купил третий «Запо¬рожец» и оставил записку: «Братцы, дайте хоть пока¬таться!»
Наутро на месте «Запорожца» стояла «Волга» с за¬пиской: «Катайся, сколько хочешь, но не позорь нацию!»

КТО БЫЛ АВТОРОМ ТЕОРИИ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ?
В журнале Science & Vie №0 931 1995[24] напечатана статья Рено де ля Тая «Релятивизм Пуанкаре предшествовал эйнштейновскому» — «Relativite Poincare a precede Einstein», перевод которой, сделанный академиком РАН В.Ф. Жу¬равлевым, представлен ниже.
Релятивизм Пуанкаре предшествовал эйнштейновскому
Теория относительности, открытая в 1904 году, бы¬ла признана научным сообществом начиная с 1915 года. Никакая Нобелевская премия никогда за эту теорию не присуждалась. Причина понятна: тот, кто первым сфор¬мулировал принцип относительности, умер в 1912 году. Это был Анри Пуанкаре.
В 1887 году физика была в тупике: опыт с интерферо¬метром, поставленный Майкельсоном и Морли, не обна¬ружил тех эффектов, которые должны были бы иметь место в соответствии с тогдашними представлениями в науке. Эти представления таковы: Ньютон в 1687 году по¬стулировал существование абсолютного пространства и абсолютного времени. Френель в 1820 году выдвинул вол¬новую теорию света, в соответствии с которой распро¬странение световой волны имеет место по отношению к бестелесной среде — эфиру, заполняющей все бесконеч¬ное пространство. Этот эфир представлялся межзвезд¬ной субстанцией наподобие воздуха, окружающего нас в обыденной жизни. При этом он обладал жесткостью на¬подобие твердого тела и был легче любого газа.
Звездная аберрация, кажущееся движение, открытая Бредли в 1728 году, объяснялась тогда результатом сло¬жения скорости света со скоростью Земли относительно неподвижного эфира. В 1865 году Максвелл вывел уравне¬ния, которые описывали распространение электромагнит¬ных волн в пространстве. Это распространение происходит со скоростью света, и Герц в 1887 году показал, что и сам свет представляет собой электромагнитную волну. Оставалось подтвердить движение Земли по отношению к эфиру, который служит средой для распространения света. С этой целью был поставлен эксперимент Майкель-сона, в котором ничего обнаружить не удалось. Поэтому надо было предположить, что эфир увлекается Землей, но тогда необъяснимой оставалась аберрация. Проблема казалась неразрешимой.
Именно в этот момент и вступили в игру крупный гол¬ландский физик Гендрик Лоренц и гениальный француз¬ский математик Анри Пуанкаре. Первый всемирно известен благодаря преобразованиям, которые носят его имя, вто¬рой в этой области известен значительно меньше. К сча¬стью, бывший политеховец Жюль Левегль вот уже более двух лет занимается выяснением роли, сыгранной Пуанка¬ре в генезисе работ, которые привели к отказу от кон¬цепции эфира в пользу преобразований четырехмерного пространства — времени.
Е = тс2 (масса тела равна его энергии, отнесенной к квадрату скорости света. — В.Б.).
Эта формула принадлежит ему: Анри Пуанка¬ре первый в истории науки заметил в 1900 году, что энергия излучения обладает массой т, рав¬ной Е/с1.

Эквивалентность одинаково хорошо объяс¬няет как излучение звезд, так и энергию атомных станций.
Они перевернули эпоху.
Группа преобразований, найденная Пуанкаре исходя из уравнений Лоренца, стала основой всей современной релятивистской физики.
Левегль опубликовал результат своих исследований в апреле 1994 года в ежемесячнике выпускников политехни¬ческой школы, и мы встретились с ним, чтобы лучше очер¬тить работы Пуанкаре в критическую для физики эпоху с 1899 по 1905 год.
Итак, в 1887 году отрицательный результат опыта Май-кельсона привел к замешательству. Спустя пять лет Ло¬ренц представил первые публикации по теории электро¬нов, позволяющие упростить интерпретацию уравнений Максвелла. Несколько позже он ввел сокращение разме¬ров движущихся через неподвижный эфир тел. Эта тео¬рия, опубликованная в 1895 году, содержала искусствен¬ный математический элемент, который сам Лоренц на¬звал «местное время».
Именно в этот момент на сцене появился Пуанкаре, вмешавшийся фундаментальным образом в дебаты по электродинамике движущихся тел.
Анри Пуанкаре родился в Нанси в 1854 году, где за¬кончил среднюю школу, поступив в 1873 году в политех¬ническую школу. Близорукий, левша, удивительно не¬ловкий в обычной жизни, он уже в начале учебы рас¬сматривался профессорами как «математическое чудо¬вище».
Он был репетитором по математическому анализу в политехнической школе, затем профессором математи¬ческой физики и математической астрономии в Сорбонне, профессором теоретической электротехники в Школе те¬лекоммуникаций и в 33 года стал действительным членом Академии наук. Умер в 1912 году в возрасте 57 лет по¬сле операции. Его открытия в дифференциальной геомет¬рии, в алгебраической топологии, в теории вероятностей, в функциональном анализе и в других областях позволили Жану Дьедоне, одному из основателей группы Бурбаки, сказать: «Гений Пуанкаре эквивалентен гению Гаусса и столь же универсален. Он превосходил всех математиков своего времени».
Его рассеянность и отрешенность от житейских про¬блем были легендарными. Вследствие беспримерной щед¬рости он приписывал другим открытия, которые сделал сам. Его репутация в среде математиков была высочай¬шей.
Над решенной им проблемой трех тел бились самые выдающиеся математики. Предложенное решение позво¬лило сделать далеко идущие выводы и открыть новые раз¬делы анализа, такие как, например, стохатизацию в дина¬мических системах. Он показал, не прибегая к помощи вычислительных машин, что траектории динамических сис¬тем могут иметь беспорядочное поведение в зависимости от начальных условий, что называется сейчас чувствитель¬ностью к начальным условиям в теории хаоса.
Он показал, что точки пересечения траекторий с секу¬щей плоскостью образуют разрывное множество, плот¬ность которого в заданной области может быть описана в терминах теории вероятности. Тем самым он установил связь между детерминизмом и случайностью. Ему также принадлежит концепция аттракторов и фрактальных кри¬вых, основанная на представлении о предельных циклах. Пуанкаре был экстраординарной математической фигу¬рой, подобные встречаются два или три раза в столетие.
Итак, в 1899 году Пуанкаре, профессор математиче¬ской физики в Сорбонне, занимается математическим описанием наблюдаемых в физике явлений. В этом качест¬ве он внимательно следил за проблемами, возникшими в физике после опытов Майкельсона. Он сразу обратил вни¬мание на предложенную Лоренцем теорию локального времени и сокращение размеров движущихся в эфире тел. В своем курсе «Электричество и оптика» Пуанкаре пишет: «Это странное свойство производит впечатление фокуса, разыгранного природой для того, чтобы было невозможно определить движение Земли посредством оптических экспериментов. Такое положение дел не может меня удовлетворить. Я полагаю весьма правдо подобным, что оптические явления могут зависеть толь¬ко от относительных движений присутствующих матери¬альных тел».
Тем самым в трех фразах Пуанкаре исключил эфир. В следующем, 1900 году, в статье «Теория Лоренца и принцип противодействия» он дал физическую интер¬претацию лоренцева локального времени: это время под¬вижных наблюдателей, которые настроили свои часы с по¬мощью оптических сигналов, игнорируя собственное движение. Он там также замечает; «Если аппарат мас¬сы 1 кг посылает в некотором направлении со скоро¬стью света энергию в 3 мегаджоуля, то скорость проти¬водействия будет 1 см/сек».
Это означает, что лучевая энергия обладает свойст¬вом инерции, так же, как любое материальное тело, для которого коэффициентом инерции является его масса. Эта эквивалентная масса электромагнитной энергии Е рав¬на Е/с2, формула, которую он явно выписывает, что вле¬чет за собой Е=плс2. Имеет место эквивалентность между массой и энергией в случае электромагнитного излучения. Макс Планк обобщит эту формулу на случай тела, кото¬рое поглощает и теряет энергию, и произведет доказа¬тельство в 1907 году, опираясь на электромагнитное ко¬личество движения Пуанкаре.
Гендрик Лоренц, лауреат Нобелевской премии по физике 1902 года:
Я не установил принципа относительности, как строго и универсально справедливого. Пуанкаре, напротив, получил полную инвариантность и сфор¬мулировал принцип относительности — понятие, ко¬торое он же первым и использовал.
В 1902 году Пуанкаре публикует работу «Наука и ги¬потеза», которая имела большой резонанс в научном со¬обществе. Он, в частности, писал: «Не существует абсо¬лютного пространства, и мы воспринимаем только от¬носительные движения. Не существует абсолютного времени: утверждение, что два промежутка времени равны друг другу, само по себе не имеет никакого смысла. Оно может обрести смысл только при опре¬деленных дополнительных условиях. У нас нет непо¬средственной интуиции одновременности двух собы¬тий, происходящих в двух разных театрах. Мы могли бы что-либо утверждать о содержании фактов механи¬ческого порядка, только отнеся их к какой-либо неевк¬лидовой геометрии».
В этих высказываниях нетрудно увидеть ряд положе¬ний, которые типичны для современной релятивистской физики. Лоренц, впрочем, читал эту работу Пуанкаре, он был в курсе тех критических замечаний, которые высказы¬вал Пуанкаре еще в 1899 году. Лоренц получил в 1902 го¬ду Нобелевскую премию по физике, вторую в истории нау¬ки (первую получил Рентген), что делало его весьма авто¬ритетным. Строгий ученый, он принимал в расчет критику Пуанкаре, как сам об этом пишет в мае 1904 года, и предлагает новые уравнения. Однако он не может рас¬статься с идеей неподвижного эфира.
В сентябре 1904 года Пуанкаре приглашают в Соеди¬ненные Штаты прочитать лекцию в городе Сент-Луисе (штат Миссури). Он должен рассказать о состоянии науки и о будущем математической физики. Ученый начал высту¬пление с того, что рассказал о роли, которую выпало иг¬рать в современной ему науке великим принципам, таким как закон сохранения энергии, второе начало термодина¬мики, равенство действия противодействию, закон сохра¬нения массы, принцип наименьшего действия. К ним он затем добавляет радикальное нововведение: «Принцип относительности, в соответствии с которым законы фи¬зики должны быть одинаковыми как для неподвижного наблюдателя, так и для наблюдателя, вовлеченного в равномерное движение, так что мы не имеем и не мо¬жем иметь никакого способа узнать, находимся мы или нет в подобном движении».
Впервые он обнародовал принцип относительности, ка¬сающийся не только механики, но и электромагнетизма. Пуанкаре закончил лекцию словами: «Возможно, нам предстоит построить механику, контуры которой уже начинают проясняться и где возрастающая от скоро-

176

В. Бояринцев

сти масса сделает скорость света непреодолимым барьером».
Из публикации Лоренца 1904 года, с которой Пуанка¬ре познакомился до этой лекции, он извлек главное, что оправдывает и обосновывает принцип относительности. Он публикует резюме своих исследований в «Заметках Академии наук» от 5 июня 1905 года, где есть следующая фраза: «Самое главное, что было установлено Лорен¬цем, это то, что уравнения электромагнитного поля не изменяются под действием преобразований, которым я даю название преобразований Лоренца».
На самом деле это именно Пуанкаре принадлежит до¬казательство инвариантности уравнений Максвелла, как поз¬же честно признал сам Лоренц: «Это были мои рассуж¬дения, опубликованные в мае 1904 года, которые под-вигнули Пуанкаре написать свою статью, в которой он приписывает мое имя преобразованиям, из которых я не смог извлечь всей пользы. Позже я смог увидеть в статье Пуанкаре, что мог добиться больших упрощений. Не заметив их, не смог установить принцип относитель¬ности как строго и универсально справедливый. Пуан¬каре, напротив, установил совершенную инвариантность и сформулировал постулат относительности. Именно этот термин он первым и употребил».
Главный момент, согласно Пуанкаре
В докладе, опубликованном в «Заметках Акаде¬мии наук» 5 июня 1905 года, Пуанкаре комментирует группу преобразований, найденную им при анализе уравнений Лоренца. Он подчеркивает, что главным моментом, оказавшимся в основе принципа относи¬тельности, является инвариантность уравнений элек¬тромагнитного поля.
Действительно, Лоренц предложил двухступенчатую замену переменных, связывающую координаты события {x',y',z',t'} в одном инерциальном репере с координатами этого же события {х'( у', z', t'} в другом инерциальном репере, движущемся по отношению к первому. В то время как Пуанкаре связал координаты {x,y,z,t} с коорди-

натами {х.., у.., z.., t...} единым преобразованием. Это преобразование симметрично и обратимо: никакой ре¬пер не имеет привилегированного характера, и в этом суть релятивизма. Немедленное следствие: постоянство скорости света.
Именно этому преобразованию он дал имя Лоренца, ставшее классическим. В заметке 5 июня Пуанкаре писал: «Множество всех этих преобразований вместе со всеми поворотами пространства должно обладать групповыми свойствами для того, чтобы удовлетворять принципу от¬носительности» .
Термин «преобразование» имеет специальное упот¬ребление в теории групп преобразований в геометрии по¬сле работ Феликса Клейна 1872 года. С теорией групп в то время были знакомы лишь несколько математиков самого высокого уровня и некоторые кристаллографы. Поэтому этой теорией воспользовался Пуанкаре, который ею вла¬дел, а не Лоренц.
Последствия того открытия, что в основе релятивизма лежит специальная группа, были весьма значительными, так как из этого следовало, что x2+y2+z2-c2t2 является инвариантом этой группы, преобразования которой в про¬странстве четырех измерений х, у, z, ict являются враще¬ниями. Эта группа, которой Пуанкаре дал название груп¬па Лоренца и которую современные физики именуют группа Пуанкаре, является основой специальной теории относительности.
Итак, 5 июня 1905 года Пуанкаре дал новую форму преобразованиям, предложенным Лоренцем, и устано¬вил их групповую природу. В силу этих преобразований уравнения Максвелла инвариантны, и этим удовлетворяет¬ся принцип относительности. В этом и состоит главный момент. Основы теории относительности наконец были сформированы.
В это время, 26 сентября 1905 года, «Annalen der Physic» (Берлин—Лейпциг) публикует статью Альберта Эйнштейна, озаглавленную «К электродинамике движу¬щихся тел». Рукопись, подписанная Эйнштейном и его же¬ной Милевой Марич (см. Science &Vie № 871, p. 32), бы¬ла получена редакцией 30 июня 1905 года, то есть более

178 В. Бояринцев
трех недель спустя после публикации заметки Пуанкаре. Ру¬копись была уничтожена сразу же после ее публикации.
В его статье можно найти то, о чем в течение десяти лет Пуанкаре дискутировал с Лоренцем и что уже неодно¬кратно публиковалось: ненужность эфира, абсолютного пространства и абсолютного времени,- условность понятия одновременности, принцип относительности, постоянство скорости света, синхронизация часов световыми сигнала¬ми, преобразования Лоренца, инвариантность уравнений Максвелла и так далее. К уже известному Эйнштейн до¬бавил формулы релятивистского эффекта Доплера и аберрации, которые вытекают из преобразований Ло¬ренца.
Таким образом, независимый исследователь, никогда ничего не публиковавший по обсуждаемому вопросу пре¬жде, якобы переоткрыл практически мгновенно то, что ученые класса Лоренца и Пуанкаре смогли установить только после десяти лет усилий.
Более того, вопреки научной этике в своей статье Эйнштейн не делает никаких ссылок на работы предшест¬венников, что особенно поразило Макса Борна. При этом Эйнштейн, который читал по-французски так же хорошо, как и по-немецки, знал работу Пуанкаре «Наука и гипо¬теза», а также, без сомнения, и все другие статьи Лорен¬ца и Пуанкаре.
Это не помешало Эйнштейну стать в глазах общест¬венности творцом теории относительности, что обрекало Пуанкаре на забвение. Такое произошло под влиянием не¬мецкой школы и благодаря научному авторитету Планка и фон Лауе. В 1907 году Планк писал; «Принцип относи¬тельности, намеченный Лоренцем и в наиболее общем виде сформулированный Эйнштейном...» Пуанкаре был уже полностью проигнорирован.
Этому есть два главных объяснения. Прежде всего кон¬фликт двух кланов: Пуанкаре был математиком, а не физи¬ком. Мог ли профессор математики с высоты своей кафед¬ры давать советы тем, кто внизу ведет тяжелую борьбу с грубой реальностью практики? Затем конфликт наций: в начале века наука была немецкой (Рентген, Герц, Планк,

179
Вайн и др.), как могли немцы получать уроки от францу¬зов?
Хотя Эйнштейн и работал в Берне, но родился он в Ульме, в Баварии. Он принадлежал немецкой школе. По¬этому и стал знаменитым. Потом американцы, склонные все преувеличивать до абсурда, сделали из него самого великого ученого человечества.
В избытке почестей есть, однако, небольшая осечка. Пуанкаре умер в 1912 году, и в этом же году, а затем и в следующих, Эйнштейн выдвигался на Нобелевскую пре¬мию по теории относительности. В конце концов он полу¬чил эту премию, но не за эту теорию, а за фотоэффект. Для премии по теории относительности было существенное препятствие: Лоренц, престиж которого в Шведской ака¬демии наук был огромен и который лучше, чем кто-либо, знал о приоритете Пуанкаре в генезисе релятивизма.
Лоренц, Пуанкаре и Эйнштейн
Гендрик Лоренц (1853—1928) вошел в историю физи¬ки как создатель электронной теории, основные контуры которой были очерчены в его работе 1892 года «Электро¬магнитная теория Максвелла и ее приложение к движу¬щимся телам». Лоренц делает фундаментальное предпо¬ложение — эфир в движении вещества участия не прини¬мает (гипотеза неподвижного эфира)[ 15].
В 1892 году в заметке «Относительное движение Зем¬ли и эфира» Лоренц описывает способ согласования результатов опыта с теорией неподвижного эфира, заключающийся в предположении о сокращении разме¬ров тел в направлении движения (сокращение Лоренца — Фицджеральда).
«Продолжая развивать свои взгляды на оптические и электромагнитные явления в движущихся телах, Лоренц, по существу, приблизился к утверждению принципа отно¬сительности для электромагнитных явлений. Как мы знаем, в механике такой принцип был введен Галиле¬ем. Он гласил, что никакими механическими опытами не¬возможно установить, покоится данная система или дви¬жется равномерно и прямолинейно.  Лоренц высказал

предположение, что никакими мыслимыми опытами не¬возможно обнаружить относительное движение Земли и эфира»[58].
В 1902 году Лоренц и его ученик П.Зееман становятся нобелевскими лауреатами (вторыми после Рентгена) за исследования влияния магнетизма на процессы излучения.
В 1904 году Лоренц выступил со статьей «Электромаг¬нитные явления в системе, движущейся со скоростью, меньшей скорости света», где вывел формулы, связываю¬щие между собой пространственные координаты и мо¬менты времени в двух различных инерциальных системах отсчета (преобразования Лоренца).
* ...Пуанкаре (1854—1912), исходя из теории Ло¬ренца... разработал очень общий и остроумный ма¬тематический аппарат теории относительности...»[3] (выделено мной. — в.Б.).
«Впервые принцип относительности для любых фи¬зических явлений был введен французским ученым Ан-ри Пуанкаре... Он показал, что не только в неподвиж¬ной, но и в любой другой системе отсчета, движущейся равномерно и прямолинейно, законы физических явле¬ний будут одинаковыми. Однако к такому заключению он пришел, исходя из представлений классической фи¬зики и гипотезы неподвижного эфира»[58] (выделено мной. — В.Б.).
Следует отметить, что преобразования Лоренца «явились исходными при создании теории относитель¬ности»^].
В 1898 году один из выпусков широко известного то¬гда французского научного журнала открылся статьей Пуанкаре «Измерение времени». В ней автор анализиро¬вал такие простые, казалось бы, понятия, как равенство двух промежутков времени и соответствие между собой моментов времени в разных точках пространства.
Полученный результат для современников Пуанкаре был весьма неожиданным: абсолютного времени и абсо¬лютной одновременности в природе не существует. Лишь на основе условного соглашения можно считать равными длительности двух промежутков времени и одновремен-

181
ными два явления, происшедшие в разных точках про¬странства.
Это было совершенно новое, неклассическое понима¬ние времени и одновременности. Другое положение ста¬тьи 1898 года: Пуанкаре писал о постоянстве скорости распространения света во всех направлениях.
Непосредственное участие Пуанкаре в создании тео¬рии относительности следует из его статей «Пространство и время», «Новая механика».
В конце XIX века были уже найдены преобразо¬вания пространственно-временных координат, со¬ставляющие основу теории относительности. Были получены также самые необычные следствия этой теории о сокращении длин отрезков и расширении временных интервалов.
В работах Лоренца и английского физика Лармора контуры новой теории, приводящей к революционному преобразованию всей физики, проступали вполне отчет¬ливо. Но они применялись лишь для уравнений электроди¬намики, что не обеспечивало всеобщности принципа от¬носительности.
Какие-то странные отношения были у Эйнштейна с Ло¬ренцем. В собрании научных трудов Эйнштейна[7] можно прочитать рецензии на книгу Г.А. Лоренца «Принцип отно¬сительности» (1914 год), «Статистические теории в термо¬динамике» (1916 год), речь у могилы Лоренца (1928 год), статью «Заслуги Г.А. Лоренца в деле международного сотрудничества» (1928 год). Затем, естественно, так как патриарх уже умер и не может принести больше пользы Эйнштейну, следует многолетний перерыв в публикациях о Лоренце, и только в 1953 году Эйнштейн вспомнил о нем в статье «Г.А. Лоренц как творец и человек».
В этих публикациях Эйнштейн пишет: «...Эту неболь¬шую книжку должен прочесть каждый, кто интересует¬ся теорией относительности. В первой лекции Лоренц дает обзор важнейших фактов, приводящих к (первона¬чальному варианту) теории относительности, и излагает теорию преобразований Лоренца и их кинематические приложения (лоренцевское сокращение. Движущиеся часы, эффект Доплера, опыт Физо)...»

В.Бояринцев
Таким образом, Эйнштейн признает заслуги Лоренца в деле создания «первоначального варианта» теории от¬носительности, это, видимо, связано с тем, что к тому мо¬менту в глазах научной общественности Эйнштейн пред¬стает единственным создателем теории в окончательном виде. Отметим, что подобное признание заслуг Лоренца в трудах Эйнштейна четко проявилось только начиная с 1914 года.
Такое положение, скорее всего, устраивало и самого Лоренца, который уже имел большие научные заслуги, бу¬дучи лауреатом Нобелевской премии, спокойная жизнь пат¬риарха вполне его устраивала, тем более что Эйнштейн писал: «Наш высокочтимый наставник Лоренц» («Памя¬ти Пауля Эренфеста»).
В 1928 году у могилы Лоренца Эйнштейн говорил: «Как представитель научной общественности стран, говоря¬щих на немецком языке, как представитель Прусской академии наук и прежде всего как ученик и преданный почитатель стою я у могилы величайшего и благород¬нейшего из наших современников. Его блестящий ум указал нам путь от теории Максвелла к достижениям физики наших дней. Именно он заложил краеугольные камни этой физики и создал ее методы...»
Обратите внимание, ключевые слова — «теория отно¬сительности» здесь уже не употребляются, зато Эйнштейн называет себя «учеником и преданным почитателем», хотя в статье 1905 года он, молодой кандидат в ученые, даже и не упомянул Лоренца, как, впрочем, и Пуанкаре.
В отличие от Лоренца, в работах Эйнштейна нельзя найти ни одной статьи с упоминанием Пуанкаре, ни в од¬ной статье о Лоренце Эйнштейн никак не связывает имена Лоренца и Пуанкаре. Это забывчивость великого ученого, для которого чужой приоритет не имеет значения, или попытка полностью изъять из употребления фамилию че¬ловека, обобранного ловким патентоведом?
Теперь вспомним, что термин «преобразования Лорен¬ца» был введен в научный обиход Пуанкаре, ученый пред¬ставил их в том виде, в котором они стали известны физи¬ческой общественности.

183
5 июня 1905 года была опубликована статья Пу¬анкаре «О динамике электрона», а через полтора месяца (23 июля) в печать направлена большая статья под тем же названием. В них требование инвариантности (не¬зависимости) всех законов физики относительно преоб¬разований Лоренца являлось новой, строгой в математиче¬ском отношении формулировкой универсального прин¬ципа относительности.
Академик А.А. Логунов по случаю 130-летия со дня ро¬ждения А.Пуанкаре написал: «Анри Пуанкаре (уже в первой работе от 5 июня 1905 года), исходя из урав¬нений Максвелла — Лоренца, установил принцип относительности для электромагнитных явлений как строгую математическую истину. Он распростра¬нил также постулат относительности на все силы природы, открыл законы релятивистской механи¬ки^].
«Но наиболее кардинальным выглядело изменение законов тяготения, которые Пуанкаре представлял ес¬тественным следствием принятого во всей общности по¬стулата относительности... Перестройка теории тяготе¬ния в соответствии с принципом относительности имела особое значение как начало становления новой, так на¬зываемой релятивистской теории гравитации.
Именно в изложении французского ученого новая фи¬зическая теория обрела строгую математическую форму. Он первым ввел в нее четырехмерное представле¬ние, добавив к трем пространственным координатам четвертую — собственное время системы отсче¬та»... [59] (выделено мной. — В.Б.).
Д.Д. Иваненко, выступая на юбилейной конференции в Берлине, посвященной столетию со дня рождения Эйн-штейна[5], говорил; «Важно отметить, что уже в своих первых работах по специальному принципу относи¬тельности (1905—1906 гг.) Пуанкаре, подчеркивая универсальность принципа относительности, распро¬странил его и на гравитацию, сделав за 200 с лишним лет первый обоснованный шаг по обобществлению ньютоновой теории... Им были сделаны первые попыт¬ки установить релятивистские поправки  к закону

В.Бояринцев
Ньютона... С нынешней точки зрения Пуанкаре рас¬смотрел прямое запаздывающее гравитационное воз¬действие, предсказав, что скорость распространения гравитации равна скорости света — один из получен¬ных позднее выводов эйнштейновской теории...» (вы¬делено мной. — В.Б.).
Таким образом, в период становления теории относи¬тельности наибольший вклад в создание ее основ внес Пу¬анкаре:
—   выдвинул принцип относительности как обобщение
опытных данных, высказал убеждение, что именно элек¬
тромагнитную теорию Лоренца надо согласовать с этим
принципом, чтобы получить окончательное решение про¬
блемы;
—   показал условность понятия одновременности, цен¬
трального понятия теории относительности, и^предложил
определение этой величины на основе постулата о посто¬
янстве скорости света;
—   дал правильную физическую интерпретацию «ме¬
стного времени» Лоренца;
—   что же касается знаменитого соотношения между
массой и энергией, то Пуанкаре еще в 1900 году пришел к
результатам, из которых непосредственно следовало это
соотношение для электромагнитного излучения;
—   ввел в теорию четырехмерное представление, до¬
бавив к трем пространственным координатам четвер¬
тую — собственное время;
—   распространил постулат относительности на все си¬
лы природы, открыл законы релятивистской механики.
Биографы так оценивают роль Пуанкаре в создании научных гипотез: «Первым выступив с ценной конкретной критикой таких понятий, как механический эфир, абсо¬лютное время и абсолютная одновременность, Пуанка¬ре первым же... объяснил появление в науке таких умозрительных построений, за которыми не скрывает¬ся никакая реальность...
Немало физических понятий зародилось первона¬чально именно в виде умозрительных положений, оста¬вавшихся до поры до времени за пределами возможно¬стей эксперимента...

185
Но подобные догадки о скрытой от нас объектив¬ной реальности человеческий разум склонен прини¬мать за истинное проявление материи...»[60].
Однако чем больше мы знакомимся с деятельностью Эйнштейна, тем чаще возникает вопрос: «Кто рекомендо¬вал Эйнштейна в 1912 году на соискание должности про¬фессора в Цюрихе?»
Ответ таков: свои рекомендательные письма дали Планк, мадам Кюри и... Пуанкаре. Тот самый Пуанкаре, который в деле создания теории относительности был раз¬дет и разут, обобран до нитки молодым гением и связан¬ными с ним сионистскими кругами!
Общий тон рекомендательных писем отразил Макс Планк: «Новый принцип мировоззрения в физике, пред¬ложенный Эйнштейном, вызвал настоящий переворот, по глубине и значимости своих последствий сравнимый только с появлением системы Коперника».
Пуанкаре умер в том же 1912 году (58 лет от роду) после короткой болезни и операции, не дожив до получе¬ния Эйнштейном Нобелевской премии, которую гений всех времен и одного народа так и не смог получить за чужую теорию относительности.
Среди наград Пуанкаре была золотая медаль имени Лобачевского Казанского физико-математического об¬щества.
В 1921 году швейцарский физик В.Паули написал для «Математической энциклопедии» статью «Принцип от¬носительности», где он выделяет работы трех авто¬ров — Лоренца, Пуанкаре и Эйнштейна. Паули писал: «В работе Пуанкаре были заполнены формальные про¬белы, оставшиеся у Лоренца. Принцип относительно¬сти был им высказан в качестве всеобщего и строго¬го положения», а роль работы Эйнштейна состояла в том, что она давала «изложение совершенно нового и глубокого понимания всей проблемы» (выделено мной. — В.Б.).
В 1954 году вышел второй том «Истории теорий эфи¬ра и электричества» Э. Уиттекера, один из разделов ко¬торого назывался «Теория относительности Пуанкаре и Лоренца». Против издания этой книги выступал давний и

186

В. Бояринцев

большой друг Эйнштейна Макс Борн (краткую биогра¬фию Макса Борна можно прочитать в сборнике[37]).
Но сам Борн писал: «...Специальная теория относи¬тельности была открытием в конечном счете не одного человека. Работа Эйнштейна была тем последним ре¬шающим элементом в фундаменте, заложенном Лорен¬цем, Пуанкаре и другими, на котором могло держаться здание, воздвигнутое затем Минковским» (выделено мной. — В.Б.).
Отметим, что работа Минковского «в значительной мере перекрывалась ранее опубликованной статьей Пуанкаре»[22], но сам Минковский ни в одной из своих статей не отметил выдающихся результатов Пуанкаре в развитии математического аппарата теории относительно¬сти и ни словом не упомянул предложенную им идею че¬тырехмерного представления этой теории.
Пуанкаре же, по мнению Эйнштейна, шнесмотря на остроумие своих построений, слабо понимал ситуа¬цию в физике», а сам Эйнштейн не признавал роли Пуан¬каре в разработке теории относительности, хотя в работах его наблюдаются детальные совпадения с оригинальными новаторскими установками, высказанными Пуанкаре.
Еще раз отметим, что благодаря рекламной эйнштей¬новской кампании в средствах массовой информации, на¬ходящихся зачастую в сионистских руках, имя Пуанкаре было практически забыто.
В свое время много усилий приложил великий русский математик Л.С. Понтрягин к изданию книг А. Пуанкаре. Он писал: «Дело в том, что в работах Пуанкаре еще за¬долго до Эйнштейна высказаны основные положения теории относительности... Между тем сионистские кру¬ги упорно стремятся представить Эйнштейна един¬ственным создателем теории относительности. Это несправедливо» (выделено мной. — в.Б.).
М.И. Панов, А.А. Тяпкин и А.С. Шибанов в статье «Ан-ри Пуанкаре и наука начала XX века»[60], опубликован¬ной в качестве послесловия к[22], так отвечают на вопрос об отличии работы Эйнштейна от ранее опубликован¬ных работ Лоренца и Пуанкаре: «Самое существенное отличие работы Эйнштейна от предыдущих состояло в

187
понимании того факта, что те же самые релятивистские эффекты возникают и для «покоящейся» системы, если, в свою очередь, ее сопоставить с движущейся систе¬мой».
Однако сами преобразования Лоренца включали со¬поставление с обратным преобразованием, но Пуанкаре не пояснил, что из этого свойства группы Лоренца вытека¬ет обратимость всех необычных свойств пространствен¬но-временных соотношений.
В своем теоретическом трактате Пуанкаре обошел молчанием этот вопрос, хотя его более ранние работы со¬держали все необходимые данные, чтобы прийти к такому выводу.
Таким образом, получается, что только фраза Эйн¬штейна: «Ясно, что те же результаты получаются для тел, которые находятся в покое в «покоящейся» системе и которые рассматриваются из равномерно движущейся системы», характеризовала другой уровень открытых ра¬нее эффектов теории относительности».
Отметим, что в «Советском энциклопедическом сло-варе»[61] об Эйнштейне, без всякого упоминания о пред¬шественниках, просто сообщается: «Создал частную и об¬щую теорию относительности». И если в статье о Пуанкаре еще можно прочитать, что он независимо от Эйнштейна развил математические следствия «постулата относительно¬сти», то в статье о Гильберте нет вообще никакого упоми¬нания о получении им ранее Эйнштейна уравнений общей теории относительности.
Вспомним, что, получив по почте от Гильберта основ¬ные соотношения, Эйнштейн сразу же опубликовал их, заявив по причине отсутствия у него вывода, что они по¬лучены из общих соображений.
Д.Д. Иваненко[5] так говорил об этой истории: «Зна¬чение полузабытого вклада Гильберта в установление эйнштейновской теории гравитации (практически од¬новременно с самим Эйнштейном, в докладе в Гегтин-гене, на 5 дней предшествовавшем докладу Эйнштейна в Берлине)... ныне широко признано (недавно была об¬наружена интереснейшая переписка Эйнштейна и Гиль¬берта, относящаяся к осени 1915 г.)».

Д.Д. Иваненко говорил также «о специальной теории относительности, установленной в параллельных ра¬ботах Пуанкаре и Эйнштейна...» (как еще он мог ска¬зать на конференции, посвященной Эйнштейну? — В.Б.).
Он отмечает: «Сейчас уместно повторить наши со¬ображения о причинах того, почему ранее фундамен¬тальный вклад Пуанкаре в установление специальной теории относительности и тем более в основы реляти¬вистской гравитации почти полностью замалчивался (на¬пример, в курсах Зоммерфельда, Ландау — Лифшица и др.) и лишь недавно стал в той или иной мере призна¬ваться...»
Д.Д. Иваненко видит две причины замалчивания роли Пуанкаре:
1.  Статья Пуанкаре была напечатана в малоизвестном
физикам математическом журнале, хотя «доказатель¬
ство лоренц-инвариантности максвелловских уравнений
и провозглашение универсального значения принципа
относительности также для гравитации содержалось
уже в докладе, опубликованном в общеизвестных
Докладах Парижской академии наук еще до по¬
сылки в печать знаменитой статьи Эйнштейна...»
(выделено мной. — В.Б.).
Статья Эйнштейна была опубликована в центральном, широко известном немецком журнале.
2.  Пуанкаре проявил определенную скромность, оце¬
нивая свои результаты как развитие работ Лоренца. Эйн¬
штейну скромность не была присуща: «Статья же моло¬
дого, почти неизвестного тогда Эйнштейна дышит уве¬
ренностью    (любопытная    особенность,    привлекшая
позднее внимание историков науки, — в этой статье
полностью отсутствуют какие-либо ссылки на предше¬
ствующие труды Лоренца, Пуанкаре и других авторов,
подготовлявших установление специальной теории от¬
носительности)»^].
Но была еще и третья причина, на которой не остано¬вился Иваненко: за спиной Пуанкаре не стояли мощные силы У|нформационно-сионистской поддержки, которые позволили полностью замолчать роль классиков реляти¬визма — Лоренца и Пуанкаре.

189
В то же время Пуанкаре, видимо, думал, что его авто¬ритет, его книги, мгновенно раскупаемые в течение пред¬шествующих десяти лет, сделали его самого достаточно известным ученым, внесшим решающий вклад в развитие и становление теории относительности.
В работе[60] авторы задаются вопросом: почему Пу¬анкаре оставил без внимания претензии Эйнштейна по теории относительности?
Они говорят, что Пуанкаре обходил полным молчани¬ем работы Эйнштейна и Минковского. «Даже в двух своих лекциях для немецких ученых он не произносит эти име¬на. Чтобы понять, насколько несвойственна его характе¬ру эта позиция, достаточно вспомнить, с какой преду¬предительностью признавал он малейшие заслуги лю¬бых авторов. В своих статьях Пуанкаре непременно упоминает всех, кто добился хоть каких-нибудь резуль¬татов в избранной им самим области исследования...
Не в его принципах было отстаивать свой приоритет в научных вопросах...»
Таким образом, состояние проблемы Пуанкаре — Эйн¬штейн можно определить на примере анекдота, в котором интеллигент дрался с бандитом, про что интеллигент рас¬сказывал так: «Он меня кулаком, а я его — газетой, га¬зетой! Потом я дал ему ребрами по ногам, больше я ни¬чего не помню!»

Приложение
ЕЩЕ РАЗ ОБ ЭЙНШТЕЙНЕ
В июне 1999 года в журнале «Молодая Гвардия» была опубликована статья «Эйнштейн. Миф XX века»[65], и уже 7 июня на столе главного редактора (ныне покойного А.А. Кротова) лежало следующее письмо:
«Уважаемый Александр Анатольевич!
Разрешите выразить свое восхищение издаваемым Вами журналом, публикуемой в нем прозой, а также ум¬ными и глубокими статьями, ряд из которых принадлежит Вашему перу. Я читатель Вашего журнала еще с 70-х гг. и готов подтвердить под присягой, что сегодняшняя «Мо¬лодая Гвардия» стала интересной, как, быть может, нико¬гда раньше.
Я — не физик, не инженер и не журналист. Но так случилось, что, заинтересовавшись некоторое время на¬зад «феноменом Эйнштейна» (кстати, во многом благо¬даря статье Ю. Бровко в «МГ» № 8/95), я вдруг обнару¬жил, что за рубежом, да теперь и у нас издана большая по числу названий литература, которая, к превеликому со¬жалению, «не работает» на массового читателя. Посето¬вав, я взялся за дело и постарался составить некий свод ма¬териалов на означенную тему, поставив во главу угла зада¬чу показать современные взгляды на научное наследие Эйнштейна-ученого и ряд связанных с ним политико-фи¬лософских проблем.
Разумеется, наибольшая ценность любого подобно¬го свода — это ссылки, могущие оказаться полезными для дальнейших исследований по теме. Хоть мое сужде¬ние и пристрастно, но материал, который Вы, я надеюсь, уже держите в руках, позволяет глубже оценить мас¬штаб «величайшей личности в истории цивилизации», чем в только что вышедшей статье В. Бояринцева «Эйнштейн. Миф XX века» («МГ» № 6/99), где, к сожалению, оказа-

195
лись выпущены некоторые ключевые факты, необходи¬мые как для осознания масштабов мифотворчества, так и для понимания, какими именно методами из талантливо¬го, но заурядного ученого был создан образ «мирового гуру».
Понимаю, что, возможно, редакции «МГ» будет не с руки возвращаться к Эйнштейну после добротной и весь¬ма информативной статьи В. Бояринцева. Но для такого двойного обращения есть и информационный повод: в 1999 г. (в марте) исполнилось 120 лет со дня рождения уче¬ного и 80 лет со дня появления легенды о нем как о «гении всех времен» (в ноябре). А вдобавок (не сочтите за не¬скромность), перелопатив горы первоисточников, я мечтал найти и прочитать хоть какое-то подобие обзорной статьи о «загадках Эйнштейна». И лишь вконец разуверившись, сам засел за написание Чего-то похожего на искомое (ну а что получилось, судите сами).
Наконец, последнее. Передавая свой материал, мне хочется, чтобы он оказался полезен всем тем, кто про¬должает исследования в данном направлении или проявля¬ет интерес к данной теме. Поэтому убедительно прошу Вас максимально полно использовать в Вашей журналист-ско-редакторской работе собранный за многие годы ма¬териал об Эйнштейне, ведь главное не то, чья именно фа¬милия стоит в конце текста, а СВЕТ — В МАССЫ. Кроме того, если Вы сочтете возможным принять присланное к публикации, я хотел бы просить Вас сделать это безгоно¬рарно, оставив эти средства для поддержки «МГ» либо перечислив их на какое-то благое дело, какое сочтете достойным и нужным для Отечества.
С искренними пожеланиями новых творческих успехов Вам и Вашему журналу.
Подписываюсь псевдонимом, Кондр. БУЛАВИН».
Автором письма выбран псевдоним, который, види¬мо, должен символизировать его принадлежность к каза¬честву (справка: «Булавин, Кондратий Афанасьевич (р. ок. 1660 — ум. 1708) — предводитель крестьянско-казацкого восстания 1707—1708 гг. в России... Отличался храбро¬стью; в походах против крымских татар неоднократно из-

В.Бояринцев
бирался предводителем отряда. Перед восстанием был атаманом солеваров в Бахмуте. Во время восстания... был избран атаманом Войска Донского. После поражения под Азовом... героически защищался и, не желая попасть в плен, застрелился»[6].
К письму приложен текст на 14 страницах под назва¬нием «Кого и как протаскивают в «гении всех времен» с подзаголовком «К 120-летию Альберта Эйнштейна и 80-ле¬тию великой легенды о нем».
Обычно подобные материалы представляются под псевдонимом в случае, когда автору грозит нешуточная опасность или когда он стыдится собственной фамилии или этих самых материалов.
Хотя каждый журнал (в том числе и «Молодая Гвар¬дия») придерживается, в частности, следующих правил: 1) редакция знакомится с письмами читателей, не вступая в переписку; 2) авторы несут ответственность за точность предоставляемой информации (о чем трудно спросить у анонимного автора), с просьбой прокомментировать по¬лученные материалы редакция обратилась к автору ста¬тьи об Эйнштейне в журнале «Молодая Гвардия», докто¬ру физико-математических наук Бояринцеву В.И.
Основные положения, выдвинутые К. Булавиным
Присланный материал имеет следующие разделы: «Наука с черного хода», «Сомнительная важность работ Эйнштейна», «Спекулятивная физика», «Силовые мето¬ды», «Канонизация божества» и в основном состоит из многочисленных цитат авторов, ругающих теорию отно¬сительности, хотя бы и в варианте Эйнштейна.
И здесь автор совершенно прав, говоря о себе, что он «не физик, не инженер», так как материал полон про¬тиворечий и неточных формулировок, а иногда проводит¬ся вольно или невольно мысль, что «бремя всемирной сла¬вы подавило в нем творческие начала, уничтожило в Эйн¬штейне физика, выставив всем напоказ униженного и жалкого человека — заложника сионистских интриг...». Следовательно, отсюда возникает, как пишет автор в со-

197
проводительном письме, образ «талантливого, но за¬урядного ученого» — жертвы сионизма (выделено мной. — В.Б.).
Обратимся к словарям (например, к «Словарю рус¬ского языка» СИ. Ожегова)[66], где говорится: «талант — выдающиеся врожденные качества, особые природные данные»; «заурядный — ничем не выдающийся, посред¬ственный». Возникает вопрос: как можно быть выдаю¬щимся, но ничем не выдающимся, заурядным?
Следующая категория — ученый — «специалист в ка¬кой-нибудь области науки». Одним из формальных пока¬зателей принадлежности человека к этой категории явля¬ется защищенная диссертация — докторская (в нашем по¬нятии — кандидатская) за рубежом. У Эйнштейна же диссертация «Новое определение размера молекул», «по¬священная броуновскому движению, была признана ошибочной (см. Собрание сочинений Эйнштейна, т.1)», — отмечает академик Российской академии наук В.Ф. Жу¬равлев (выделено мной. — 6.5.).
К числу неточных формулировок относится и название раздела материалов «Канонизация божества». Опять смот¬рим словарь — канонизировать — «причислить к числу «святых»»; божество — то же, что бог. Но святой и бог, как говорят русскоязычные «юмористы», — это две большие разницы.
Автором материалов приводится также следующая цитата (точность цитирования остается на совести аноним¬ного автора): «Для науки совершенно все равно, кто соз¬дал теорию относительности, — Эйнштейн, Цвейштейн или какой-нибудь Дрейнштейн. Ведь научная ценность и значи¬мость любой физической теории определяется исключи¬тельно тем, как точно и насколько глубоко она объясняет выявленные наблюдениями и экспериментами природные закономерности». Если вторая половина утверждения справедлива, то первая — оправдывает научное воров¬ство.
Еще одна мысль, проводимая автором материалов, — сделанное замечание о том, что бы было, если бы «из на¬учного наследия Пуанкаре вычеркнуть заложенные им основы специальной и общей теории относительности как

В. Бояринцев
ошибочные». На каком основании? Только потому, что они были использованы Эйнштейном?
Пользуясь терминологией, близкой «Русскому радио» («Рекламному радио»?), можно сказать: «Мысль, изло¬женная дважды, становится понятней». Недаром прие¬мом повторения основных идей пользуется в своих произ¬ведениях Г.Климов.
Основные идеи статьи «Эйнштейн. Миф хх века»
Основные положения статьи сводились к следующим:
1.        Специальная теория относительности применя¬
ется в электромагнетизме и ядерной физике. В дру¬
гих науках она не нужна.
2.   «Что касается общей теории относительно¬
сти, то она имеет сомнительный мировоззренче¬
ский характер... В любом случае шум вокруг реля¬
тивизма — это явление политическое, а не науч¬
ное» (В.Ф.Журавлев) (выделено мной. — В.Б.).
3.        Все гениальное, сделанное Эйнштейном, сделано
не им.
4.   Великий французский ученый Анри Пуанкаре[68],
получивший основные соотношения теории относительно¬
сти (в том числе и знаменитое уравнение, связывающее
энергию с массой и скоростью), в отличие от Эйнштейна
великолепно знал математику, что позволяло ему делать
строгие выводы, а не получать результаты «из общих со¬
ображений», как это делал гений всех времен и одного
народа.
5.        Когда говорят, как это делает автор анализируемо¬
го материала, что Эйнштейн приобрел славу великого уче¬
ного только благодаря международным сионистским кру¬
гам с 1919 года, то забывают, что вся деятельность Эйн¬
штейна, начиная с юности, проходила при ежедневной под¬
держке «международного еврейства», как его называл
Г.Форд. И такие примеры приводятся в статье.
6.        Полная неспособность Эйнштейна как ученого осо¬
бенно ярко проявилась в период, когда имя его уже сде¬
лали легендой, а научное направление, развиваемое им

199

даже с помощью ученых евреев, оказалось тупиковым, поиском «философского камня».
7.        Нобелевская премия присуждена Эйнштейну «...за
открытие закона фотоэлектрического эффекта и за его
работы в области теоретической физики» потому, что так
было надо международному еврейству, а не по причине
выдающегося характера его работ. Кроме того, дана она
за один из законов, объясняющих фотоэлектрический эф¬
фект.
8.        Гению всех времен и одного народа была свойст¬
венна абсолютная (а не относительная!) неблагодар¬
ность по отношению к тем людям, которые содействова¬
ли формированию его публичного образа, будь то семья,
жены, любовницы, учителя, помощники, коллеги, уступив¬
шие ему свои  профессорские должности (но ни один
биограф не пишет, под каким давлением были сделаны
эти подарки).
Приводимые автором материала цитаты ничего ново¬го не добавляют к облику Эйнштейна и содержат только два момента: 1) сообщение о решении Президиума АН СССР о нерассмотрении работ, критикующих теорию от¬носительности; 2) обмен посланиями Эйнштейна и Гиль¬берта.
Первый момент не был отражен в статье «Эйнштейн. Миф XX века» как не имеющий принципиального значения и нуждающийся в специальном, дополнительном разъясне¬нии (при подготовке расширенных и дополненных материа¬лов об Эйнштейне в текст введена информация о реше¬нии Президиума АН СССР, запрещающем публикацию критических материалов по теории Эйнштейна). И в этой связи вспоминается академический анекдот, по которому чрезвычайно известный ученый, заглянув в комнату Пре¬зидиума Академии наук, сказал: «А, Прежидиум уже со¬брался!»
Второй момент — это указание на то, что соотноше¬ние получено Эйнштейном «из общих соображений» или «методом подбора». Именно так он объяснил свою не¬способность дать строгий математический вывод форму¬лы, ранее сделанный Гильбертом и простодушно сооб¬щенный последним Эйнштейну. Видимо, здесь необходи-

мо добавить, что, по словам Гильберта, если бы в то время германская почта работала бы не так хорошо (в смысле быстроты доставки корреспонденции), то у известных со¬отношений Эйнштейна был бы другой автор. В этих словах дана оценка Гильбертом эйнштейновской способности при¬сваивать чужие результаты.
Хотелось бы добавить еще один штрих, характери¬зующий бытописателей гения всех времен и одного наро¬да. Смотрим книгу[69]: «Еще до того как Альберт стал школьником, отец показал ему компас. Эта диковин¬ная вещь поразила пятилетнего мальчика, он никак не мог понять, почему стрелка указывает одно направле¬ние? Мальчик долго рассматривал предмет, крутил в разные стороны, подносил к глазам и... думал, а потом вдруг сказал: «Я думаю, что вокруг стрелки есть что-то, что толкает стрелку». Вот так пятилетний маль¬чуган сформулировал впервые свои мысли по поводу су¬ществования магнитного поля Земли. Проблема свойств поля появилась у великого физика в столь юном возрасте» (выделено мной. — В.Б.).
По поводу этого выдающегося, по глупости бытописа¬телей, эпизода добавим: по свидетельству многочислен¬ных биографов, маленький Альберт в этом возрасте еле мог связно произнести пару слов по причине своего ред¬кого, чрезвычайно замедленного развития.
Рассказами о гениальных высказываниях Эйнштейна полны его биографии. Вот один из примеров из[69]: «Как-то раз Плещ рассказал Эйнштейну, что люди с бо¬лезнью сердца очень плохо себя чувствуют, идя навстре¬чу ветру. Сразу же в голове Эйнштейна возник вопрос, произнесенный вслух: «Почему?» На следующий день (выделено мной. — В.Б.) врач получил от Эйнштейна письмо с объяснением: ветер оказывает повышенное давление на лицо человека».
Здесь стоило бы поставить не точку, а три восклица¬тельных знака, столь «гениально» это открытие, хотя сам разговор напоминал скорее не беседу врача со знамени¬тым физиком, а разговор двух от рождения идиотов.
Еще один эпизод: «Эйнштейн был физик-теоретик. Об этом знает сегодня каждый школьник, но далеко

не всем известно, что этот же человек занимался конст¬руированием... Приятель Эйнштейна К.Зелинг расска¬зывал, что в 1915 году Эйнштейн занимался конструи¬рованием самолетов, но спроектированный им самолет «в воздухе переваливался как утка, с боку на бок, а пилот был без памяти рад, когда очутился снова на земле цел и невредим».
Может быть, на основе таких примеров тайные недоб¬рожелатели гения всех времен и одного народа хотели по¬казать, что Эйнштейн был таким же физиком-теоретиком, как и конструктором?
Возможно, прав анонимный автор, говоря об Эйн¬штейне как о «талантливом, но заурядном ученом»?

При чем здесь Эйнштейн?
В работе «Современные концепции естествозна¬ния»^] в разделе «Философские выводы из теории отно¬сительности» говорится, что с возникновением специаль¬ной теории относительности было твердо установлено:
—   всякое движение может описываться только по от¬
ношению к другим телам, которые могут приниматься за
системы отсчета, связанные с определенной системой
координат;
—   пространство и время тесно взаимодействуют друг
с другом, ибо только совместно они определяют положе¬
ние движущегося тела. Именно поэтому время в теории
относительности выступает как четвертая координата для
описания движения, хотя и отличная от пространственных
координат;
—   специальная теория относительности показала, что
одинаковость формы законов механики для всех инерци-
альных, или галилеевых, систем отсчета сохраняет свою
силу и для законов электродинамики, но только для этого
вместо преобразований Галилея используются преобра¬
зования Лоренца;
—   при обобщении принципа относительности и рас¬
пространении его на электромагнитные процессы постули¬
руется постоянство скорости света, которое никак не учи¬
тывается в механике.
Общая теория относительности приходит к выводу: все системы отсчета являются равноценными для описа¬ния законов природы.
«С философской точки зрения наиболее значитель¬ным результатом общей теории относительности являет¬ся установление зависимости пространственно-вре¬менных свойств окружающего мира от расположе¬ния и движения тяготеющих масс».
Теперь вспомним, что было сделано Пуанкаре в раз¬витие идеи — использования преобразований Лоренца.

203

Гендрик Лоренц, лауреат Нобелевской премии по фи¬зике 1902 года:
«Я не установил принципа относительности, как строго и универсально справедливого. Пуанкаре, напротив, получил полную инвариантность и сфор¬мулировал принцип относительности — понятие, ко¬торое он же первым и использовал».
Анри Пуанкаре:
—   выдвинул принцип относительности как обобщение
опытных данных, высказал убеждение, что именно элек¬
тромагнитную теорию Лоренца надо согласовать с этим
принципом, чтобы получить окончательное решение про¬
блемы;
—   показал условность понятия одновременности, цен¬
трального понятия теории относительности, и предложил
определение этой величины на основе постулата о посто¬
янстве скорости света;
—   дал правильную физическую интерпретацию «ме¬
стного времени» Лоренца;
—   что же касается знаменитого соотношения между
массой и энергией, то Пуанкаре еще в 1900 году пришел к
результатам, из которых непосредственно следовало это
соотношение для электромагнитного излучения;
—   ввел в теорию четырехмерное представление, до¬
бавив к трем пространственным координатам четвер¬
тую — собственное время;
—   распространил постулат относительности на все си¬
лы природы, открыл законы релятивистской механики.
Вот что сказал академик И.М. Франк, лауреат Нобе¬левской премии 1958 года (совместно с Таммом и Черен¬ковым — за объяснение эффекта Черенкова — Вавилова), на конференции, посвященной столетию Эйнштейна, о ра¬боте «К электродинамике движущихся тел»: «Сопостав¬ление содержащихся в ней результатов с тем, что было получено Лоренцем и Пуанкаре, не входит в мою задачу...»
Вот вам пример научной объективности ученого, знаю¬щего правду, но в соответствии с законами иудаизма тща¬тельно ее скрывающего от непосвященных.

204 В.Бояринцев
Таким образом, связь между Эйнштейном и теорией относительности можно квалифицировать так: в лучшем случае Эйнштейна можно рассматривать как талантливо¬го популяризатора идей классиков релятивизма. В худшем случае — как родоначальника нового типа ученого — че¬ловека, хорошо понимающего, где и что можно присвоить, и, несмотря на то что его неоднократно хватали за руку, понимающего, что настоящие ученые, как люди творче¬ские и интеллигентные, эту руку не отрубят.
Интересно, что вскоре после смерти Эйнштейна Фи¬липп Франк и Джералд Холтон решили организовать сим¬позиум в память Эйнштейна. И тут они обнаружили боль¬шой пробел в истории науки начала века — о влиянии тру¬дов Эйнштейна на ее развитие почти ничего не было написано.
В связи с изложенным выше еще раз стоит задать во¬прос о теории относительности:
«При чем здесь Эйнштейн!»
Может быть, следует рассматривать жизнь Эйнштей¬на как трагедию человека, сломленного незаслуженной славой?